Робин с каменным лицом ответил:

– Грамотный пиар наших противников. Сентиментальная история для широкой аудитории. Нужно позаботиться, чтобы твою версию тоже услышали.

Он еще недоговорил, когда мы наткнулись на Китти и маму. Сердце во мне екнуло при виде беременной сестры: Китти заливалась смехом, будто происходящее было веселой шуткой.

Мама, напротив, смотрела на меня со странным выражением, словно желая сказать, что хочет мне верить, но у нее не очень получалось. На душе стало тягостно.

Подошла барристер – очень высокая, с золотистыми волосами и приятной внешностью (хотя красивой ее не назовешь). Старше меня лет на двадцать. Робин называл ее Лили. По его словам, это «самый подходящий адвокат для такого процесса». Надеюсь, он прав. Лили некоторое время не работала, занимаясь своим сыном «с особенностями», но вернулась в профессию. А вдруг она не справится? Мы толком не успели пообщаться – дело начало набирать обороты с неожиданной скоростью.

– Закрывают «хвосты», – объяснил Робин.

Это хорошо или плохо?

– Пора идти в зал, Элисон, – улыбнулась Лили. Улыбкой она пыталась меня успокоить, но я занервничала еще сильнее. – Старайтесь говорить правду, как во время ходатайства об оставлении на свободе до суда. Присяжные обычно замечают неискренность.

Я с ума сходила от страха. Одно радовало – новый умный прибор Китти не помог (вернее, моя сестра не годится для этого интерфейса), поэтому единственный человек, который, кроме меня, знает правду, ничего не скажет.

Зал суда оказался огромным, с высоким потолком, под которым голоса отдавались эхом, как в театре. Стены обшиты дубовыми панелями, как в обеденном зале в богатой усадьбе, куда мы однажды ездили с мамой, Дэвидом и Китти. Но на этом сходство заканчивалось. Мне пришлось подняться на некое подобие кафедры, обнесенной прозрачным экраном.

Прямо передо мной судья – женщина. Жюри привели к присяге. Как присяжные настроены по отношению ко мне? Трудно сказать. Некоторые поглядывают то на меня, то на Китти. Я по-прежнему не убеждена, что ее стоило привозить в суд, но барристер Лили твердо сказала, что это важно. Она хочет сделать акцент на сестринских узах, о которых ей рассказала моя мать.

– Элисон любила Китти, – твердила она на предварительном слушании. – Она для нее все делала.

Как просто переписать историю, вставив в нее идеализированный образ! Мама до сих пор не знает о моем признании Робину. Что она скажет, услышав это от меня? Лили, разумеется, знает, но все равно считает – Китти должна быть в зале, чтобы присяжные увидели, что с ней сделал Криспин.