– Хотя вроде бы нетрудно ее установить, поскольку я оставил Линдгрена с иглой в ляжке, – заметил Томас.
Йонсон поднял голову от статьи, которую начал читать:
– Они все-таки написали, что преступник был обнаружен при
– Слушай, Ворон, мы-то как раз готовим серию статей об этом шведском деле, – сказал Эдуардо, кинув взгляд на Томаса. – Я думаю, надо ориентировать их в том плане, что ты сыграл главную роль…
– Нет уж, спасибо, – прервал его Томас. – Не хочу попадать ни в какие в газеты.
Эдуардо снял очки, которые снова запотели:
– Но общественность имеет право знать правду. Ведь это же только благодаря тебе его раскрыли.
– Мне как-то безразлично, на что там имеет право общественность.
– Да ладно тебе, Ворон! Перестань скромничать, – сказала Виктория. – Я бы, например, с удовольствием почитала про то, как мы в кои-то веки побили шведов.
– Главное, что Маша вернулась живой. В остальном дело в сущности закрыто. – Томас приветственно поднял бокал.
– Ну, как она? – спросил Йонсон. – Мне не удалось застать Надю.
– Маша еще в больнице под наблюдением врачей. Ее тщательно обследуют. Держится она бодро. Сестры в Амагерской клинике[46] хорошо за ней ухаживают.
– Вряд ли она когда-нибудь полностью оправится от пережитого, – покачал головой Йонсон.
– Если бы мне пришлось столкнуться с таким психопатом, я бы всю жизнь потом жутко боялась, – сказала темноволосая девушка.
– Ты вообще, как видно, от природы пугливая, – холодно отозвалась Виктория, выпустив в потолок струю дыма.
– Рассказывала Маша что-нибудь… обо всем этом? – спросил Йонсон.
Томас отрицательно покачал головой:
– Нет. По-моему, она больше всего хочет поскорее все забыть.
– Ее можно понять. – Йонсон, отложив в сторону газету, взял в руки чашку с кофе. – Во всяком случае, ты, Ворон, молодчина.