– Я знаю, что это был не вор. Точно знаю.

Томас взглянул на него. Что-то ему подсказало, что Каминский пытается его разыграть.

– Ничего ты не знаешь, Каминский. Пока. Желаю тебе всего наихудшего!

77

77

Внезапная перемена погоды нагнала дождевые тучи, они обложили небо над Кристиансхавном и над всем Копенгагеном. Поднявшийся ветер развеял без следа летнее настроение, царившее до сих пор на набережной, и сейчас там было сыро и безлюдно. По каналу мимо «Морской выдры» проплывал катер с очередной партией туристов в разноцветных плащах. Зябко поеживаясь, они щелкали фотоаппаратами или снимали на мобильные телефоны исторические здания.

Томас сидел за стойкой в «Морской выдре», а Мёффе дремал у него под стулом. Дело было во вторник вечером, и в зале, кроме нескольких завсегдатаев, поодиночке сидевших за привычными столиками перед окнами, выходившими на канал, почти никого не было.

– Еще? – спросил Йонсон, державший в руке кофейную колбу.

– Только полчашечки, – сказал Томас.

Йонсон налил ему и себе и вернул колбу на место в кофейную машину. Томас только что рассказал ему про встречу с Фердинандом Месмером и о своем походе в полицейское управление. Йонсон, обычно охотно делившийся своими соображениями, не делал попутных замечаний и только слушал с раскрытым ртом.

– Это могло плохо кончиться, – произнес он наконец, закуривая сигарету.

Томас кивнул:

– Да. Если бы надзиратель не остановил меня, я бы пристукнул Каминского.

– Так нельзя, Ворон. Ты все принимаешь слишком близко к сердцу.

– Речь не обо мне, о Еве.

– Вот именно. Она не оживет оттого, что ты пришибешь Каминского.

– Знаю, знаю.

– Ты же не хочешь кончить, как тот детектив, о котором ты рассказывал. Как его там – Бертиль, что ли, или Бент…