Дайнеке пришла счастливая мысль.

– Тогда и вы должны пообещать мне.

– Что именно?

– Пообещайте, что спросите у своего…

– Друга, – услужливо подсказал он.

– …что спросите у Круглова, зачем он подслушивал под дверью второго купе в ночь, когда убили охранников.

– Всего-то? – Кринберг повеселел. – Я уже теперь знаю ответ. Смею уверить, что Петя не собирался втыкать нож ни в чью спину. Пока я благополучно восседал в вагонном клозете, он заподозрил меня в измене. Вас устроит такой ответ? Или хотите спросить у него?

– Нет, не хочу, – заверила Дайнека.

– Значит, я могу рассчитывать на ваше молчание?

– Можете.

Кринберг лучезарно улыбнулся:

– Иначе и быть не могло, мы с вами современные, цивилизованные люди…

– Кажется, вы не хотели говорить чепухи, – заметила Дайнека. – К тому же у меня девичья память.

– Вы прелесть.

– Не расточайте свое обаяние, оно вам еще пригодится.

– Об этом не беспокойтесь, – самодовольно сказал Кринберг. – Я гений самооправдания! Прощайте, голубушка.

Дайнека сдержала свое обещание и ничего не рассказала Ирине о взаимоотношениях пиарщиков Шепетова.

Ровно в шесть они стояли у первой лавочки справа.

– Я же просила вас прийти одной! Почему вы не послушались? Как я теперь могу вам доверять?