– Она играла в нашем театре пять или шесть сезонов. А по-хорошему ее с самого начала нужно было гнать ссаными тряпками!

Дайнека опешила:

– За что же ссаными тряпками?

– Подлая баба. На других свысока смотрела. В труппе все время с кем-нибудь воевала. Сама – грязней грязного, а других дерьмом поливала. Знаете, как ее в театре прозвали?

– Как?

– Мадам Раздвигаева.

– Почему?

– Не догадываетесь?

– Неужели?..

– Развратный образ жизни вела, – старуха понизила голос. – Занималась разными гадостями! – Она многозначительно вздернула брови. – Говорят, изображала из себя госпожу, надевала черный парик и хлестала мужиков плеткой.

– Садомазохизм? – догадалась Дайнека.

Самошина кивнула:

– Режиссер у нас работал тогда. Все к ней заходил… Говорят, ходили областные начальники. За деньги, конечно. В театре – что? Зарплаты копеечные. А у нее что ни вещь – все иностранное. Мы в те времена не видали такого, а у Лушки – кремплен, люрекс, джерси. Париков было – не счесть…

– Она чем-то болела?

– Мода была такая.

– Надо же… А теперь их носят, только когда лысеют.

– Другие времена.

– Темьянова была замужем?

– Нет, сколько помню, проживала одна.

– А дети у нее были? Сын Ванечка… Не слыхали?