– Так что ж теперь? Имущество портить?

– Нет, конечно. Но ты, если она тебе совсем не мила, так прямо и скажи. Извинися перед нею…

– Это мне-то извиняться?!

– …И скажи, что не будет у вас ничего больше. Чтобы, того, не надеялася. Не держи её. Отпусти. А то ты и мёртвую держишь, и живую…

Гари вздохнул. Как ни противно признавать, но в словах соседки был смысл.

– К слову о мёртвой, – он запустил пальцы в волосы. – Она мне снилась сегодня. Мы танцевали какой-то дикий танец, а вокруг стояли чудовища. А потом – снег вокруг. И я ушёл, хотя до ужаса не хотелось уходить…

Роза Алимовна погладила его по руке.

– Бедный ты, бедный. Но ты её хоть во сне видишь, а мне мои детки даже не снятся. Сколько просила: придите во сне разочек!

Она помолчала и добавила.

– Но ты всё-таки Иванночку, того, не обижай. Я с ней познакомилася недавно. На тебя жаловалась. Но то ерунда, ты не щетинься. Я о другом хочу… Я её как увидела, во мне словно что-то ожило. Словно дочь моя, хотя дочери-то у меня и не было, одни мальчишки. Впервые такое чувство к кому-то появилося, с тех пор, как детки мои того…

– Они же вроде уехали?

– Уехали. На автобусе. К папаше своему. Да не доехали только. Я уж сколько себя корила за то, что отпускать не хотела. Пусть бы где угодно, с кем угодно жили. Только жили бы!

– Мне жаль.

– Так вот, про Иванночку. Она меня словно пробудила. С тобой мне тоже, того, хорошо и приятно общаться, но она – как дитёнок. Потерявшийся, запутавшийся, но добрый, её бы пригреть, и она бы оттаяла. Но раз уж ты ентого не можешь…

– Я понял. Я позвоню ей завтра, когда в себя придёт. Всё объясню. И… – он вздохнул. – Извинюсь.

* * *

Щёлк!

Серёжка застыл с бисквитным пирожным в руке.

– Хотите? – протянул ей сладость.

Мирослава не хотела.