Светлый фон

Мирослава же постояла минуту, потом отыскала девушку, заведующую галереей, и сказала, что ей необходимо отлучиться.

Снова проигнорировав трамвай, она добежала до развалин, где жили братья. Взобралась на балкон второго этажа по расшатанной деревянной стремянке. Перекладины были шершавыми и не очень чистыми. Она обернулась на пустырь, где чёрной тенью высился старый трамвай. Почудилось вдруг: в трамвае – такой же ржавый кондуктор, улыбается ей потрескавшимися губами, машет рукой, смотрит слепыми провалами глаз. А перед трамваем уже возникают из воздуха рельсы…

Мирослава тряхнула головой, успокоила колотящееся сердце. Нет ничего. Привиделось. Мёртвые трамваи стоят и не шевелятся.

– Серёжа! Антон! – прокричала она в окно, отряхивая мусор с ладоней.

– Я тут, – послышался голос старшего, а через секунду балконная дверь открылась, и Мирослава увидела заспанного Сергея в рваной футболке и коротких штанишках.

За ним волочился старый исхудавший плед.

– Проходите, – зевнул мальчишка. – Только Антона нет. Он со вчерашнего дня не появляется.

Мирослава зашла в маленькую комнатку, у стены стоял пыльный просевший диван, рядом – комодик. И пара рассохшихся стульев у мутного окна.

– И где же Антон?

– Не знаю. Мы поговорили с будущими нашими родителями – хотя, правильнее сказать, с будущими бабушкой и дедушкой… – мальчишка хмыкнул. – Староваты они для мамы с папой. В общем, после этого Антон и исчез.

– Как исчез? Убежал?

Сергей пожал плечами.

– Мы пришли домой вместе. Я на минуту вышел на кухню, вернулся – его нет. Двери закрыты. Изнутри.

– Он не хотел, чтобы вас усыновляли?

– Наоборот. Хотел больше меня. Говорил, что надоело жить в сарае, как отбросы. Над ним какие-то девчонки смеялись в городе, дворнягой обозвали. А нам ведь тут всегда хорошо было. Не знаю даже сам, почему. Хорошо и всё. Никто не указывает ничего… А потом они предложили квартиру, мягкую постель, игрушки всякие. И ещё повторяли всё время: станете полноценными членами общества. Типа мы сейчас не полноценные. А Антон принялся реветь без конца. Говорил, надо соглашаться. Мне это что-то напомнило, но я не смог понять – что. И стало неприятно как-то.

– Но… Ты его не искал? Ходил к Марату Петровичу?

– Искал, конечно. Под утро только домой пришёл. А Марат Петрович, он… ничего мне не ответил. Только взглядом просверлил и спросил: «Ты разве хочешь забыть маму?» Причём здесь это? Я её никогда не забуду.

Мирослава нахмурилась. Слишком многое в этом городе не поддавалось объяснению.

– Исчезнувшим ведь лучше, правда? – охрипшим голосом спросил Серёжа.