Старший инспектор осторожно повернулся и увидел, как на крышу вылезает Бовуар. Его колотящееся сердце чуть успокоилось. Теперь он был не один.

– Скажите ему, пусть не суется сюда!

Бовуар увидел жуткую сцену. Убийца стоял, как громоотвод в грозу, держа перепуганного насмерть ребенка. Но больше всего напугал его Гамаш, смотревший на него скорбными глазами. Испуганный, обреченный. «Гражданин Кале».

Гамаш поднял руку и подал Бовуару знак спуститься.

– Нет, пожалуйста, – прохрипел Бовуар. – Позвольте и мне.

– Не на этот раз, Жан Ги, – сказал Гамаш.

– Уходите. Или я сброшу ребенка.

Они увидели, что Бин висит в воздухе, почти не удерживаемый убийцей. Даже сквозь ленту на рту ребенка Гамаш слышал визг.

Бросив последний взгляд на крышу, Бовуар исчез, и Гамаш снова остался один с болтающимся в воздухе ребенком, убийцей, ветром и дождем, который их всех испытывал на прочность.

Бин трепыхался в руках убийцы, пытался вырваться, издавая высокие сдавленные крики, приглушенные наклеенной на рот лентой.

– Бин, посмотри на меня. – Гамаш уставился на ребенка, заставляя себя забыть о том, что находится на большой высоте, пытаясь обмануть свой предательский мозг, заставить его поверить, что он стоит на твердой земле. – Посмотри на меня.

– Что вы делаете? – повторил убийца, подозрительно глядя на Гамаша и крепко прижимая к себе изворачивающегося ребенка.

– Я хочу успокоить ребенка. Иначе вы оба можете потерять равновесие.

– Это не имеет значения.

Убийца поднял ребенка еще выше. Гамаш понял, что негодяй сделает это – сбросит ребенка вниз.

– Бога ради! – взмолился Гамаш. – Не делайте этого.

Но никакие доводы разума на убийцу уже не действовали. Потому что разум не имел никакого отношения к тому, что происходило. Убийца слышал теперь только очень старый вой.

– Бин, посмотри на меня, – попросил Гамаш. – Помнишь Пегаса?

Ребенок немного успокоился и посмотрел на Гамаша более осмысленным взглядом, хотя продолжал визжать.

– Ты помнишь скачки на Пегасе по небу? Именно это ты теперь и делаешь. Ты на его спине. Чувствуешь его крылья, слышишь, как он машет ими?