- Я вам еще на прошлом допросе все рассказал. Мне не надо никаких компромиссов, пишите все как оно есть, все мои признания и объяснения по вопросу, откуда эта зеленая штука взялась. И о том золоте, о котором вы так много говорите. Итак, патроны, холостые, мои. Да, я стрелял. Мы уезжали домой, я душой чувствовал, что в ближайшее время мы сюда не вернемся, потому что все передавалось геологам. Среди них был мой хороший товарищ, с которым мы в одной комнате жили. Учитывая наш отъезд, я туда и заехал, не проходя вглубь, около первого же сухостоя произвел три выстрела. Вон гильзы от тех холостых патронов у вас стоят. Это я беру на себя. А про ту болванку с золотом я ничего не знаю. Откуда оно могло взяться? Наше месторождение - пока только участок земли, без документального подтверждения. Это там, на глубине болотины лежит золото. Заключать каких-либо соглашений я с вами не буду. Искать выхода из положения мне не надо. Когда мы подъехали к Лесной полосе, я остановил бульдозер. Зашел в балок, взял свой табельный карабин и, ни от кого не прячась, три раза выстрелил, так я в душе попрощался с товарищем. После чего подошел к балку, через открытую дверь передал карабин лесникам. Вернулся к бульдозеру, и мы стали догонять Валентина и горного мастера Савченко. Догнали их, когда они на погреба вышли. Уже темнело. Больше я ничего прояснить не могу. Рассказал, как оно все и было. Менять свои показания я не буду, они откровенны.
Лукин зашевелился, достал из черной, как уголь, папки два исписанных листа и стал громко читать:
-
- Как хотите, так и понимайте, я на очной ставке не был, и вообще не знаю, нужна ли она по неизвестно какому поводу. Это ваше дело, вот вы и разбирайтесь. Я настаиваю на своих показаниях. Показания Куприна мне ничего не доказывают. Он сам говорит, что вместе с бригадиром безвылазно в балке сидел, босиком и в майке.