– О, это самое главное. В куче всякого хлама валялась прожженная, окровавленная тряпка.

– Фигня! – отрезал Страйк. – Эта тряпка могла там проваляться сколько угодно. Экспертиза покажет, но я считаю, этого недостаточно, пока не найдены внутренности. Ты про внутренности знаешь?

– Про внутренности уже каждая собака знает, Корм. В новостях передавали.

Страйк и Робин быстро переглянулись.

– Когда?

– Сегодня днем. Полицейские, мне кажется, пронюхали, что готовится такой выпуск, и решили допросить ее с утра, чтобы вытянуть как можно больше, пока подробности не получили огласку.

– Значит, информацию слил один из них, – вскипел Страйк.

– Это серьезное обвинение.

– Один мой знакомый журналист платит «кроту», чтобы тот держал его в курсе.

– Интересные у тебя знакомства.

– Работа такая. Спасибо, что позвонила, Илса.

– Не за что. Постарайся, чтобы ее не упекли за решетку, Корм. Чем-то она мне симпатична.

– Кто это? – спросила Робин, когда Илса повесила трубку.

– Старая знакомая из Корнуолла, бывшая одноклассница. Адвокат. Вышла замуж за моего лондонского приятеля, – объяснил Страйк. – Я свел с ней Леонору, поскольку… черт!

За поворотом они уперлись в огромный хвост автомобилей, застрявших в пробке.

Робин затормозила и остановилась позади «пежо».

– Черт! – повторил Страйк, косясь на сосредоточенный профиль Робин.

– Опять авария, – сказала Робин. – Вижу мигалки.

Она представила, какое лицо будет у Мэтью, когда он услышит, что она опоздала на ночной поезд. Похороны его матери… как можно не приехать на похороны? Ей бы следовало уже быть на месте, в родительском доме Мэтью, помогать с приготовлениями, утешать. Дорожная сумка уже должна была бы стоять в спальне у нее дома, а отглаженная траурная одежда, необходимая для краткой церемонии прощания, – висеть на плечиках в старом платяном шкафу. Накануне похорон миссис Канлифф, без пяти минут ее свекрови, она помчалась куда-то со Страйком, да еще в такую непогоду, и застряла в пробке за двести миль от церкви, близ которой упокоится мама Мэтью.