– Когда-то вы сочли творчество Элизабет «до боли вторичным», это так? – обратился Страйк к Фэнкорту. – Вы вместе изучали елизаветинскую трагедию мести, отсюда некоторое сходство вашего с ней стиля. Но зато вы, как я понимаю, – он повернулся к Тассел, – превосходно имитируете чужую манеру письма.

Он с самого начала просчитал, что она обязательно прибежит, если увести Фэнкорта из-за стола, просчитал, что она испугается, как бы сыщик в темноте сада не наговорил писателю лишнего. Сейчас она замерла в неподвижности, подставляя снегу меховой воротник и металлическую седину волос. В слабом свете, падавшем из окон клуба, Страйк мог различить лишь контур ее лица и примечательный взгляд: напряженный, пустой. У нее были мертвые, бесчувственные глаза акулы.

– Например, вы в совершенстве овладели стилем Элспет Фэнкорт.

У Фэнкорта отвисла челюсть. Несколько мгновений снежные шорохи нарушались только едва слышными хрипами, вырывающимися из легких Элизабет Тассел.

– Я сразу подумал, что Куайн взял над вами какую-то власть, – сказал Страйк. – Вы не производите впечатления женщины, которая позволит сделать из себя семейный банк и домработницу, которая предпочтет работать с Куайном и при этом упустит Фэнкорта. И не надо песен про свободу самовыражения… Это вы написали пародию на роман Элспет Фэнкорт и подтолкнули женщину к самоубийству. Все эти годы вы утверждали, что Оуэн, мол, показал вам написанную им пародию. А на самом деле все было ровно наоборот.

И опять шорох снежинок на снежинках нарушали только слабые, потусторонние хрипы, доносящиеся из груди Элизабет Тассел. Фэнкорт с раскрытым ртом переводил взгляд с литературного агента на сыщика.

– Полицейские заподозрили, что Куайн вас шантажировал, – продолжил Страйк, – но вы их одурачили трогательной историей о своих бескорыстных денежных вливаниях на нужды Орландо. Больше четверти века вы откупались от Куайна, правильно я понимаю?

Он старался развязать ей язык, но она молчала, глядя на него темными, пустыми глазами, напоминающими дыры на бледном, некрасивом лице.

– Как вы охарактеризовали себя, когда мы с вами обедали? «Безгрешная старая дева», – напомнил Страйк. – Значит, вы все-таки дали выход своей неудовлетворенности, правда, Элизабет?

Безумные, пустые глаза устремились на Фэнкорта, который теперь стоял поодаль.

– Ну что, вы получили удовольствие, Элизабет, когда описывали, как насилуют и убивают ваших знакомых? Один гигантский выплеск злобы и непристойности – и вы, непризнанный гений, разом отомстили всем, пнули каждого, кому больше повезло и в любви, и в…