Не успел он выразить свое восхищение таким трезвым расчетом, как раздался стук в дверь.
– Слушай, а ведь мы молодцы – будет, что вспомнить, верно? – с мрачной ухмылкой шепнул он, выходя в прихожую. – И ни одна газетенка не пронюхала!
Часть вторая
Часть вторая
36
36
Случившееся можно замять… или, по крайней мере, истолковать…
Дело Чизуэлла, уникальное с самого начала, не отошло на второй план даже после смерти их клиента.
Пока выполнялись необходимые действия и процедуры, связанные с оформлением обнаруженного трупа, Страйка и Робин доставили с Эбери-стрит в Скотленд-Ярд и допросили по отдельности. Страйк понимал, что редакции всех лондонских газет уже бурлят из-за гибели члена правительства, и в самом деле: когда они с Робин шесть часов спустя вышли из дверей Скотленд-Ярда, колоритные подробности личной жизни Чизуэлла уже муссировались по всем теле- и радиоканалам, браузеры мобильников ломились от выдержек из новостных сайтов, а в блогах и соцсетях выдвигались самые причудливые версии, сопровождаемые множеством карикатур, на которых мириады Чизуэллов погибали от рук бесчисленных призрачных врагов. Подъезжая на такси к Денмарк-стрит, Страйк прочел, например, как Чизуэлла, продажного капиталиста, убила русская мафия, когда он не поделился барышами от какой-то туманной противозаконной сделки; по другим сведениям, Чизуэлл, приверженец незыблемых британских ценностей, пал жертвой мстительных исламистов, выступив против распространения законов шариата.
К себе в мансарду Страйк поднялся только для того, чтобы захватить самое необходимое, перед тем как укрыться в доме Ника с Илсой, своих давних друзей, гастроэнтеролога и адвоката соответственно. Робин по настоянию Страйка тоже взяла такси и помчалась прямиком к себе домой, на Олбери-стрит, где ее властно обнял Мэтью, чье напускное сочувствие, не способное никого обмануть, было, по мнению Робин, хуже неприкрытого бешенства.
На другой день, узнав, что Робин повторно вызывают на допрос в Скотленд-Ярд, Мэтью вышел из себя:
– Понятно! Этого следовало ожидать!
– Как ни странно, никто, кроме тебя, этого не ожидал, – парировала Робин, которая только что сбросила четвертый за сегодняшнее утро звонок матери.
– Я говорю не о том, что Чизуэлл наложил на себя руки…
– Посвященные произносят «Чизл».
– Я говорю о том, что ты добровольно сунула голову в петлю, когда полезла в парламент!
– Не волнуйся, Мэтт, я сообщу полиции, что ты с самого начала был против. Не хочу, чтобы этот случай помешал твоей карьере!
Но второй дознаватель, как ей показалось, не имел прямого отношения к полиции. Где служит этот тихий человек в сером костюме – так и осталось тайной. Он нагнал на нее гораздо больше ужаса, чем вчерашние полицейские, которые проявляли настырность, а временами – прямую агрессию. Робин выложила ему все, что видела и слышала в палате общин, опустив только разговор между Делией Уинн и Аамиром Малликом, записанный вторым подслушивающим устройством. Успокаивая совесть, она повторяла себе, что эта запись никак не касается смерти Чизуэлла, однако при повторном входе в здание Скотленд-Ярда ее точил червячок вины и страха. Ведь та беседа происходила за закрытыми дверями, после окончания рабочего дня, а значит, могла быть услышана только в записи, при помощи специального оборудования. После контакта со спецслужбами на Робин напала такая паранойя (как ей хотелось верить, надуманная), что она позвонила Страйку не со своего мобильного, а из таксофонной будки у метро.