– А Уордл не в курсе? У Ванессы болен отец. Она взяла отпуск по семейным обстоятельствам, иначе я бы спросила у нее.

– В преддверии Олимпиады Уордл погряз в антитеррористических мероприятиях. Но при этом проявил небывалую тактичность, а ведь мог бы и оставить голосовое сообщение с подколами насчет клиента, который умер прямо на мне.

– Корморан, я там наступила на гомеопатические пилюли, ты обратил внимание, как они называются?

– Нет, – ответил Страйк. На выбранных им фотографиях этого тюбика не было. – И как же?

– «Лахезис». Я увеличила масштаб и посмотрела.

– А что в этом особенного?

– Когда Чизуэлл зашел к нам в офис, процитировал в лицо Аамиру латинский стих и высказался насчет «человека его привычек», он среди прочего упомянул Лахесис. По его словам, это…

– Одна из богинь судьбы.

– Точно. Она раздает жребий.

Несколько секунд Страйк молча курил.

– Довольно зловеще, – сказала Робин.

– Да, это правда. А название стиха? Автор?

– Все время пытаюсь вспомнить, но никак… подожди-ка… – осеклась вдруг Робин. – Он назвал номер.

– Катулл. – Сидя на чугунной скамье, Страйк выпрямил спину.

– А ты откуда знаешь?

– Катулловы стихи идут не под названиями, а под номерами. А у Чизуэлла на журнальном столике был потрепанный том Катулла. Катулл описал массу занятных склонностей: инцест, содомию, педофилию… вот только скотоложство вроде упустил. Зато у него есть знаменитые строки про воробушка, которого никто не ласкает. Любопытное совпадение, ты не находишь? – (Но Робин пропустила мимо ушей его треп.) – Вероятно, Чизуэллу прописали это лекарство, и оно навеяло ему мысли о судьбе?

– По-твоему, он был из тех, кто верит в гомеопатию?

– Нет, – признал Страйк, – но если ты считаешь, что убийца в качестве эффектного жеста бросил на пол тюбик с наклейкой «Лахезис»…

До его слуха донеслась отдаленная трель.

– Принесла кого-то нелегкая, – сказала Робин. – Пойду…