В наступившей тишине слышались только приглушенные всхлипы Кинвары и посапывание лабрадора, который вновь укладывался спать. Иззи, Физзи и Торквил обменялись смущенными взглядами, а Рафаэль, словно каменный идол, уставился прямо перед собой. Робин, которая откровенно не любила Кинвару, тем не менее увидела в бездействии ее родни явную черствость.

– Откуда взялась эта картина? – щурясь, спросил Торквил с притворным интересом и стал разглядывать полотно с лошадьми над головой Рафаэля. – Новая, что ли?

– По-моему, еще от Тинки осталась, – сказала Физзи и тоже сощурилась. – Она вывезла из Ирландии массу всякого конского барахла.

– Вам видно этого жеребенка? – спросил Торквил, критически изучая картину. – Знаете, что мне приходит на ум? Оверо – синдром смертности белых жеребят. Слыхали про такое? – обратился он к жене и свояченице. – Ты-то, наверное, знаешь это досконально, Кинвара. – Торквил великодушно направил разговор в светское русло. – Рождается белоснежный жеребенок, с виду здоровый, а на поверку с дефектом. С непроходимостью кишечника. Мой отец увлекался коневодством, – объяснил он Страйку. – Такой жеребенок не выживает – это, можно сказать, смертельная белизна. Трагедия в том, что детеныш появляется на свет живым, кобыла начинает его выкармливать, привязывается к нему, а потом…

– Торкс, – одернула его Физзи, но было уже поздно.

Кинвара выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь.

– А что? – удивился Торквил. – Что я такого?..

– Младенец, – шепнула Физзи.

– Боже правый! – спохватился он. – Совсем вылетело из головы.

Он встал, поддернул горчичные штаны и сказал стыдливо, но вместе с тем вызывающе, не обращаясь ни к кому в отдельности:

– Да бросьте вы. Я же не мог предвидеть, как это будет воспринято. Фу-ты ну-ты, картина с лошадками!

– Будто ты не знаешь Кинвару, – сказала Физзи. – Для нее любой разговор насчет младенцев – нож острый. Извините нас, – повернулась она к Страйку и Робин. – Понимаете, Кинвара в свое время родила, но ребенок вскоре умер. Для нее это больная тема.

Подойдя к полотну, Торквил с прищуром уставился поверх головы Рафаэля на бронзовую табличку, прикрепленную к раме.

– «Скорбящая кобыла», – прочел он. – Ну, что я говорил! – торжествующе воскликнул он. – Жеребенок мертв.

– Кинвара любит эту картину, – неожиданно для всех сказал Рафаэль, – потому что кобыла напоминает ей Леди.

– Кого? – переспросил Торквил.

– Кобылу, у которой был ламинит.

– Что такое «ламинит»? – не понял Страйк.

– Ревматическое воспаление копыта, – объяснила ему Робин.

– О, ты занимаешься верховой ездой? – оживилась Иззи.