Опомнившись, он скривился. Налил еще молока, выпил.

— А на службе, скажешь, иначе будет?

— А по-разному, Жданыч, — не стал скрывать Василич. — Меня, вишь, угораздило с эльфкой работать.

— Не позавидуешь, — признал хозяин.

— Так-то она баба не вредная, — тут же встал на защиту Старшей пришлый. — Строгая, но с пониманием. Но я, в общем, больше с человеком работаю. Со следователем. Порученцем у него состою.

— А привязка как же? Якорь? Он же не из Керчи?

— С Екатеринодара. А якорь… — Василич немного смутился, но ответил твердо и взгляда не отвел. — А что якорь? В валенке, как при переезде.

— Жизнь — дорога?

— Зато — жизнь. Вижу всякое, с людьми разными знакомлюсь. А когда не по командировкам, в кабинете в управе полицейской прописан. По всему Правилу.

— Ну, ежели с человеком повезло… — с сомнением протянул Третьяк Жданович.

— А оно как и с домом. Тоже, знаешь… Старый хозяин помрет, а новый растеряха и пьянь. А ты привязан и уйти не можешь. Или вот как твой.

— А что мой? — деланно возмутился Третьяк Жданович.

— Ну ты девицу-то в ночь Первоцвета из себя не строй! — построжел вдруг Василич. — То не ведал, чем он у тебя занимался. Душегуб он у тебя был, и душепродавец.

— Не моя забота! — быстро открестился Третьяк Жданович. — Людские дела — людям, а мы — за домом следим.

— Так ведь я и не в вину тебе говорю, — сдал назад Василич. — Просто напомнил, что хозяева — они всякие бывают. И на службе, и в доме.

Домовые помолчали, каждый думал о своем. Третьяк Жданович, например, вдруг понял, что всерьез обдумывает идею податься в служилое племя. К его удивлению, мысль эта отторжения у него не вызвала, скорее — предвкушение. Он в третий уже раз за ночь налил себе молока и, дав себе твердое обещание, что этот стакан — последний, выпил его.

— Но ты же не просто так ко мне пришел, Василич, — произнес он, пристально глядя гостю в глаза. — Не успокоить, не о хозяине моем погоревать, и не службу предложить.

— Верно, — так же не отводя глаз, ответил тот. — Не за тем. Это, так сказать, само вышло. А пришел я потому, что человек мой, Антон Вадимович, не верит, что хозяин твой, покойничек, глупцом был.

— Не был, — понимая, что разговор начался серьезный, Третьяк Жданович моментально протрезвел. — Может, дурным человеком он был, а глупцом — нет.

— Вот и мы так подумали. А зачем, Жданыч, неглупому человеку садиться в яхту и рвать к османским границам по морю? Зная, что никто ему коридора не обеспечит, а военные сторожевики враз потопят?