— Потому что люди с грязной совестью не могут говорить о морали, Зулейха…

Зулейха почуяла в этом ответе какой-то грозный намек, но все еще пыталась продолжать разговор о докладе.

— Разве эти комсомольцы могут понять такой доклад? Они любят только примитивное. Вот почему, учась в школе, я ни разу даже не открыла дверь комсомольской ячейки…

— Комсомол ничего не потерял от этого, — бросил Мехман.

— И я тоже ничего не потеряла… — ответила Зулейха, поглядывая на мать.

Шехла-ханум подмигнула ей: «Тише! Молчи!» и сказала:

— Садись пить чай, Мехман. Зулейха ждала тебя.

— Откуда ты достала те часы? — вдруг спросил Мехман, как бы не замечая тещи. — Те самые золотые часы!

— Я же сказала тебе… Я же сказала, что мама привезла мне.

На лице Зулейхи был написан ужас.

— Признавайся: откуда ты достала их, Зулейха-ханум, мечтательная девушка, со слезами говорившая о любовной лирике Физули! — страшным голосом крикнул Мехман. Жилы на его шее вздулись. — Где вы добыли эти часы, господа Мамаевы?

Шехла-ханум с удивительным спокойствием налила из графина стакан воды.

— Выпей, успокойся, мой сын, — сказала она. — Скоро год, как Зулейха не Мамаева, а Атамогланова.

Мехман схватил стакан и с силой швырнул его об стенку.

— Правду говори: от кого получила часы, Зулейха Мамаева. — Шехла-ханум испугалась, что голос Мехмана услышат на улице. Она поспешно закрыла окно.

— Сынок, неудобно, — уговаривала она. — Твой крик слышен за окнами… Мы ведь приличные люди… Неудобно… Культурные люди никогда не позволят себе так шуметь…

— Сейчас же скажите вы, культурные люди, откуда взялись эти часы?

Шехла-ханум с сердитым видом выскочила в другую комнату. «Ну и мужа нашла себе, — проворчала она. — Какой тактичности можно ожидать от сына Хатун?!»

— Кто дал тебе часы, Зулейха? — упорно повторял Мехман. Лицо его было искажено гневом и яростью. — Правду говори! Эти часы вот где у меня… — он показал на сердце.

— Мехман…