Колесников полистал дело, чтобы вернуть ускользающее самообладание.

— Вы знали о преступлениях, которые совершил Чубасов во время оккупации?

— Какие преступления?

— Те, за которые он был осужден. Он служил старостой у немцев, предал партизан.

— Мало чего брешут.

— Значит, вы считали его хорошим человеком?

— А чего мне считать, не булгахтер.

— Ну, приехал он к вам, поселился. О чем меж вами разговор шел?

— Какой еще разговор?

— Говорили вы о чем-нибудь с Чубасовым?

— А чего говорить. Поставил пол-литру, опосля добавил, и весь разговор.

— Он жил у вас пять дней. Два дня никуда не выходил. Не говорил он вам, почему не выходит, кого боится?

— Не говорил.

— Послушайте, Зубаркин. Убили вашего двоюродного брата. Вы считаете, что он ни в чем не виноват. Значит, убили его ни за что. Так?

— По злости убили.

— Почему же вы не хотите помочь следствию? Как по-вашему, нужно убийцу наказать или пусть гуляет?

— Не видал.

— Не могли вы не видеть. Вы сидели рядом с Чубасовым у продмага, на одной скамейке. Сидели или не сидели?

— Ну, сидели.

— Расскажите, кого вы видели, когда пили на скамейке водку, кто проходил мимо?