— Как положено. Закон.

— Посажу за то, что вы этот самый закон вводите в заблуждение. За лжесвидетельство посажу. Я за серьезным делом приехал, а вы мне тут балаган устраиваете.

— Это вы про нее?

— Да не про нее, а про вас. Что вы тут написали? «Гад, гад». Как вы могли быть у продмага, если в это время грузили доски в Заболотье? Как вы могли в Алферовку попасть? На самолете? Убили и обратно полетели?

— А ежели, — Шуляков хитро прищурился, — я тем свидетелям в Заболотье три пол-литры поставил? Тогда как?

— Плохо придумали. Все проверено.

— Как хотите. — Шуляков обиделся. — Только я жаловаться буду.

— На кого?

— На вас. За халтуру. Невинных людей тягаете, всей деревне беспокойство, а когда сам в руки даюсь — брезгуете.

— Вы мне лучше скажите, что побудило вас прийти ко мне с этим разговором? Только про совесть не врите, не поверю.

Шуляков, собиравшийся уже уходить, снова сел.

— Я так рассуждаю. Раз по закону нужно судить, деваться некуда. Я и пришел — берите. Чего вам еще?

Колесников молчал. Внезапно пришла мысль, подсказавшая любопытный эксперимент.

— Будете брать? — вставая, спросил Шуляков.

— Не буду.

— Как знаете. Только я жаловаться пойду.

— Садитесь.

Довольный, что его угроза подействовала, Шуляков уселся с хозяйским видом.

— Ваша Алена по-девичьи — Грибанова?

— А причем тут она?