Куряпов огляделся, увидел у печки кочергу.

— Подай кочергу. Подай, подай, мне за ей кланяться несподручно.

Колесников подал старику кочергу. Куряпов зажал костлявыми пальцами короткий, загнутый конец и распрямил его, Потом так же легко загнул другой конец и бросил кочергу в угол.

— Вот так, сынок, я и Лавруху разок тюкнул, он и готов.

— Чем же вы его тюкнули?

— Шкворень подвернулся, я и приложил. Ты давай бумагу составляй, по форме.

— Поздно сегодня, Андрей Степанович. Норму свою я уже выполнил и перерабатывать не хочу.

— Как же мне-то? — растерялся Куряпов.

— Иди домой... А узелок держи наготове, как время придет, я кликну.

Куряпов смотрел с недоверием.

— Крутишь, Петрович.

— Ничего не кручу. Я выслушал, а писать или не писать — мое дело.

Колесников подошел к Куряпову и, поддерживая его под руку, повел к дверям.

16

16

Колесников уже перестал надеяться, что его психологический опыт принесет успех. Похоже было, что колхозники разгадали наивную хитрость следователя и остерегли Кожарина от опрометчивого шага. И все-таки он пришел. Расчет оказался верным: не мог такой человек таиться, когда узнал, что над неповинным Шуляковым нависла угроза суда.

Кожарин решительными шагами пересек комнату, остановился у стола и посмотрел на следователя, как смотрят на человека, который все равно ничего не поймет, сколько ему ни толкуй.

Колесников пригласил его сесть, разрешил курить. Кожарин продолжал стоять и сказал заготовленную фразу:

— Хватит вам людей дергать.