Дожидаясь, пока отойдет мужичок, офицеры помолчали.

— Туфта! — сказал Шабалин. — Это не Лидер. Туфта!

— Лидер не Лидер, — возразил Титов, — а проверить не мешает.

Шабалин поджал губы. Потом, подумав, сказал:

— Вот что, братцы-обэхээссники, останетесь здесь. И глядите в оба! — строго добавил он, обращаясь к Титову. — Этот парень из СИЗО ушел, как бы и у вас меж пальцев не проскочил…

— Саша, ну ты же меня знаешь, — обиделся Титов. — У меня мышь…

Шабалин внимательно посмотрел на него.

— Знаю, — сказал он. — Потому и говорю. — Титов промолчал. — Если вернется Лепесткова, — продолжал Шабалин, — задержать и немедленно в отдел. Один! А второй остается здесь. Ясно?

— Да чего уж, — сказал Титов. — Будет сделано, товарищ Верховный Главнокомандующий!..

20

20

…Они лежали в кромешной тьме, прижавшись друг к другу и потеряв всякое представление о времени. Когда погас свет? Десять минут назад? Час? Два?.. Они лежали, прижавшись, и не могли поверить, что между ними было уже все, что может быть между мужчиной и женщиной, и только вяжущая, волнующая боль в губах напоминала о том, что все это было, было наяву, с ними — с ним и с ней — было только что, здесь, с ними…

Обрыв на линии высокого напряжения — элементарная авария — казалось, соединил их навсегда, но вдруг внизу, в прихожей, как бы возвращая к действительности, раздался телефонный звонок.

Девушка вздрогнула и испуганно спросила:

— Что это?..

— Ничего… телефон…

Он звонил, как обычно, с равномерными паузами, казавшимися вечностью каждая, и всякий раз девушка вздрагивала и задавала вопрос:

— Кто это?

— Не знаю.

Звонок.