Старший сержант первым выскочил из машины и остолбенел: из разбитого вдребезги окна на улицу, в сугроб, летели какие-то тряпки, платья, юбки, иные еще с белой наметкой, некоторые вместе с плечиками; а за окном, в свете фар, металась фигура — преступник… но было что-то идиотское в том, что он, видя явно машину, не только не побежал, но и продолжал выбрасывать на улицу похищенное. Соответственно нелепой была и реакция сержанта — никакими уставами и инструкциями, во всяком случае, она не предусматривалась.

— Ты что делаешь? — заорал он, бросаясь к окну. — А ну, прекрати сейчас же!!

Милиционер-водитель обежал здание вокруг, высматривая сообщников; но с той стороны все было тихо; вернувшись к фасаду, он увидел, что преступник — с помощью старшего сержанта — выбирается из проема окна.

Это была женщина, вернее, совсем еще молоденькая девица в пальто с каким-то хорьковым воротником, в легком платочке и в валенках, но в капроне или вообще без чулок: когда она спрыгнула с подоконника, мелькнули белые коленки.

— Брякни на пульт! — приказал старший сержант.

Старший сержант между тем обратился к девушке:

— Ты кто такая?

Она не ответила.

— Там еще кто-нибудь есть? — продолжал допрос Глотов. — Или одна… сотворила?

Она не ответила.

— Ты почему молчишь-то?

Запикала радиостанция.

— Я четырнадцатый, слушаю, — отозвался водитель. — Ясно… Кто сдавал?.. Так, Ветцель, второе молодежное леспромхоза, — повторил он. — Ясно, до связи…

— Фьюить!.. — присвистнул старший сержант. — Миш-ка-а! Гляди-ка! — Глотов осветил слуховое окно. Оно было как положено — на замке, но на скате заснеженной крыши ясно виднелись следы. — Ты, что ли, лазала? — обратился сержант к девушке.

Она не ответила.

— Ну, молчунья, — покачал головой сержант. — Что там на пульте? — обратился он к водителю.

— Сейчас опергруппа подскочит, поеду за хозорганом.

— А вон едут, — сказал сержант.

В переулок сворачивал тяжелый автобус.

Девушка стояла на снегу, посреди раскиданных вокруг юбок и платьев, и старший сержант Глотов, глядя на нее, не мог понять, почему она все же не побежала при виде машины, не сделала далее попытки. Такого в практике сержанта еще не случалось. Он осветил ее еще раз с ног до головы, вернул луч к ногам и, задержав на голых коленках, неожиданно спросил: