– Помилуй, Полиночка, дай нам хоть словечком перемолвиться! – развел руками Кирилл Петрович.

– Успеете, – отрезала Полина и потянула Рябинина из гостиной.

В дверях она остановилась:

– Ты ужинал, папочка?

– Так точно, спасибо, – Черногоров поклонился. – Грозным завтра не буду, потому как сыт, да и момент неподходящий, чтобы сердиться.

– Что так? – заинтересовалась Полина.

– Забыла? Завтра открывают доску в мою честь на стекольной фабрике. Я обязан быть, да к тому же с благостной миной.

– Ах да! – Полина всплеснула руками и пояснила Андрею. – Папочкиным именем назвали фабрику. Представляешь, какой бред? Папа, не перечь, это именно бред.

– Милая моя, инициатива исходила от коллектива. Тридцать лет назад я начинал трудовую и революционную деятельность именно на этом предприятии, – терпеливо «просветил» ее Черногоров и вздохнул.

– Согласна. И все же, зачем переименовывать фабрику, портрет в полторы сажени вешать? – пожала плечами Полина и, изобразив просящее лицо, капризным голоском проговорила. – Па-почка! Пусть и моим именем назовут какую-нибудь школу или детдом, а? Чем я хуже – я, как-никак, дочь Черногорова!

Кирилл Петрович махнул рукой и отвернулся.

– Идем, Андрей, – прыснув, скомандовала Полина.

Черногоров поглядывал на темное небо и прислушивался к голосам на кухне. Дочь спрашивала, какой чай предпочитает Андрей – индийский или китайский, с травами или без, с вареньем или бубликами.

Кирилл Петрович встал, прошел в кабинет, распахнул окно и закурил. Пахло свежестью и мокрой листвой, папиросный дым казался тяжелым и неуместным. Он отталкивал, сбивал с пути ободренных сыростью комаров. Черногоров думал о дочери. С той самой поры, как он почувствовал себя зрелым человеком, мечтал Кирилл Петрович о сыне. Представлял он наследника, разделяющего его взгляды, преемника и продолжателя отцовского дела. Черногоров проигрывал в уме продожительные беседы с сыном о секретах мужской философии, о предназначении человека в этом мире, о самоотверженной борьбе за идею. Тем не менее в холодном тюремном каземате известие о рождении Полины его порадовало – где-то билось родное сердце.

Теперь Кирилл Петрович считал себя – тогдашнего – дураком. Его дочь с каждым днем оправдывала надежды отца.

«Полина поступает, как поступил бы я, – с улыбкой думал Черногоров. – Она нападает первой, не оставляя шансов противнику. Ее ум быстр и циничен. М-да-а, попадется будущему муженьку этакая штучка!.. Похоже, у них с Рябининым складывается все серьезно. Впрочем, он – неплохая партия: крепкий, волевой малый. Как закаленный клинок… И все-таки клинку нужна не только достойная оправа, но и верная рука, им управляющая… А может, и вправду – уговорить его заняться совместным делом, вовлечь в жизнь семьи во всех, так сказать, направлениях. Хорошая идея».