— Вот когда встретиться пришлось,— глухо проговорил он.— Не подох, значит.

Старший Когут вздрогнул и поднял голову. В глазах его вспыхнули огоньки неуемной злобы.

— Встретились,— прохрипел он в ответ.— По-другому бы я хотел с тобой поздороваться, братуха.

Больше ничего не было сказано между ними, самыми близкими людьми по крови и самыми лютыми врагами в жизни.

Уже когда раненых уложили в автодрезину, Иван вдруг вспомнил про деревянную ногу двойника и послал за нею бойца.

— Ни к чему она теперь,— слабо, как бы в полубреду, проговорил двойник.— Не прошел номер. Не пофартило.

— Пригодится,— ответил за Ивана Могутченко.— Мы тебя на суд на этой ноге приведем. Пусть люди видят, от какой мрази они шарахались.

Но Иван правильно понял слова бандита и, желая окончательно сломить его волю, насмешливо добавил:

— Промахнулся ты со своей ногой. Сильно промахнулся. Спектакль в Богородском на кладбище зря устраивал.

И вынув из-за пазухи сверток, добытый им из деревяшки Данилы Романовича, показал его бандиту.

Посеревшее лицо преступника исказила гримаса злобы. Он дико, почти взглядом сумасшедшего смотрел на Ивана. Но тот, выдерживая взятый тон, насмешливо подмигнул ему. Старший Когут отвернулся к стене я глухим от злобы голосом сказал:

— Раньше нас схватил, значит, гад. Твой фарт. Только ведь тебе-то, дураку, от этого богатства пользы не будет. Эх, и как же мы тебя проглядели. Больным прикинулся, стерва.

Боец притащил деревянную ногу двойника, и Полозов внимательно осмотрел ее. Так и есть. Нога была даже в деталях сделана так, чтобы походить на ногу Данилы Романовича. Даже белая войлочная подушка, на которую опирается колено, была по краям аккуратно обшита кожей, а кожа, в свою очередь, прибита к деревяшке обойными гвоздями с медными шляпками. Теперь Иван окончательно убедился, что означали следы на снегу и почему погиб Старостин.

— Дурак, какой все-таки дурак,— с глубоким убеждением проговорил Иван, бросая деревяшку на пол кабины.

— Ты это о ком?— уставился на него подошедший Могутченко.

— О себе, конечно,— успокоил его Полозов.

— Самокритика, значит. Валяй,— добродушно согласился начальник отдела.— Может, поновей что-либо скажешь?

— Сейчас посмотрим, как ты запоешь,— загадочно усмехнулся Иван. Он снова вытащил спрятанный было сверток и показал его Могутченко.

— Что это?— недоверчиво глядя на сверток, спросил начальник отдела.— Неужели?..

— Вот именно,— торжествующе ответил Полозов.— Это то, из-за чего эти мерзавцы убили Галину и Данилу Романовича.