— Да он и так, по-моему, еле жив,— высказал свое мнение Сергей Романович.— Эй, Порфирий Севастьянович! Жив ты еще?

Полозов заметил, что веки лежавшего на полу «Угодника» дрогнули, но глаз он не открыл.

— Вы знаете этого гражданина, Сергей Романович?— спросил Могутченко.

— Давно знаю,— ответил Когут.— С детства. Отцы шабрами были. Потом он удрал за границу. В Харбине жил.

— Очень вовремя вы к нам приехали, Сергей Романович,— довольно улыбнулся Могутченко.— Ведь на установление личности вот такого, скажем, артиста, пришлось бы не один месяц затратить. Сам-то он ничего не сказал бы.

— Сейчас все расскажет,— мрачно пообещал Когут.— Я за брата с них шкуру сдеру. Слышишь ты...— тронул он носком сапога лежавшего «Угодника».

— Слышу,— слабым голосом ответил тот.— Напрасно ты, Серега, на меня разъярился. Я в этом деле мелкая рыбешка. Мое дело было этого дурака морочить. За это расстрел не дадут.

— Рассчитал?— насмешливо бросил в ответ Когут.— Плохо рассчитал. За твои прежние делишки, за уход с белыми за кордон как раз и набежит точно на высшую меру.

— Прежние делишки давность покрыла, а за все, что сейчас... так я в полное раскаяние пойду,— еле шевеля разбитыми губами, объяснил «Угодник».— Я ведь в этом деле не главный, упорствовать и вилять не буду. Пашку-то ухлопали, что ли?

Ему никто не ответил. Могутченко жестом пригласил Сергея Романовича пройти в комнату Полозова.

— А что с Немко будем делать?— шепотом спросил Леоненко Полозова.

После короткого обмена мнениями Могутченко и Полозов решили освободить Немко.

— Ты с ним поговори,— сказал Полозов бойцу.— Чтобы на склад он ни ногой.

— Поагитируй в общем,— усмехнулся Могутченко.— Может, он еще кого отлупит.

В комнате Полозова, еще не успев скинуть полушубка, Могутченко потребовал:

— А ну, показывай, что ты сегодня ночью из старой деревяшки выудил?

Вытащив из пазухи пакет, Иван неторопливо повертел его в руках и даже взвесил на ладони.

— Да не тяни ты, чертушка,— не выдержал Могутченко.

Крепкая, хорошо пропитанная варом, толстая льняная нить скрипнула на лезвии ножа, клеенка развернулась, и вот на стол перед Иваном и его спутниками легли два куска карты и двойной лист хорошей линованной бумаги, весь исписанный крупным угловатым почерком Данилы Романовича. Могутченко взял лист и развернул его. Письмо покойного Когута на первый взгляд не имело определенного адреса. Оно начиналось словами:

«Если бы здесь был мой младший брат Сергей...» Прочитав эти строки, Могутченко подумал и протянул письмо старшего брата младшему.