— И что же?

— Но поехал он не в посольство.

— Откуда вам это известно?

— Мы вышли на улицу вместе. Простились. Но поскольку у меня закралось подозрение, я решила проверить, куда он направится. Обычно в посольство он добирается на двадцать пятом троллейбусе. А на этот раз он сел в автобус и поехал в противоположную сторону.

Она замолчала. Рублёв следил за тем, как она вынула из сумки скомканный платок и вытерла лицо.

— Я была с вами откровенна, — сказала она вдруг приглушённо. — Теперь прошу вас ответить мне тем же. В чём вы его подозреваете? Кто он?

— Вот это как раз мы и пытаемся выяснить.

— Поймите, мне это важно знать. Дело в том, что у нас должен быть ребёнок… И я… я всё же люблю его…

Ребёнок! Рублёв подумал о судьбе этой женщины, о том, что ей придётся пережить, когда она узнает, кто такой Рудник. Ему стало жаль эту, видимо, неплохую женщину.

— Я понимаю вас, — сказал он вслух.

— Мы прожили всего два месяца. Не так просто мне выбросить его из головы.

— Обещаю, Лидия Павловна, что при следующей встрече буду иметь возможность быть с вами откровенным, а сейчас большая просьба. Встретитесь с ним, не показывайте, что вы чем-то взволнованы. Держите себя по-прежнему.

— Мне это будет трудно.

— Знаю.

— Он очень проницателен и подозрителен.

— Забудьте об этом разговоре. Иначе вы можете повредить делу.

— Постараюсь. Я понимаю, что раз вы заинтересовались им, для этого есть основания.

— Да, вероятно, есть.

Она вдруг закрыла лицо руками. Губы её, задёргались, плечи вздрогнули.

— Лидия Павловна, ради бога!