Арни Гроссман не выдержал тональности этой политинформации.
— Извините, но какое отношение к открытию в Тальпиоте имеет эта миротворческая пастила?
— Самое непосредственное, — продолжил невозмутимо Арпад Аркан. — К тому времени Департамент биотехнологий нашего центра возглавил немецкий профессор Петер Хамманс, с которым вы недавно беседовали. Я поинтересовался у него, имело ли смысл заняться данным проектом. Он перечислил мне возможные трудности, указав, надо отдать ему должное, и пути их решения. Благодаря своим связям в израильском правительстве я сумел получить разрешение на посещение хранилища Министерства древностей Израиля в Бейт-Шемеше. Я вышел на профессора Александра Шварца из Амстердамского университета, которого мне отрекомендовали как одного из лучших археологов планеты и высококвалифицированного эксперта в библейской археологии. С ним и профессором Хаммансом мы поехали в хранилище. Приехали, увидели и обомлели. Это был огромнейший склад с бесчисленными полками, на которых свыше тысячи оссуариев! Все пронумерованы и датированы. Потрясающе!
Томаша раздирало любопытство.
— Вы нашли оссуарии из Тальпиота?
— Они стояли в дальнем углу склада на трех полках. К сожалению, условия их хранения далеки от идеальных, но профессор Хамманс пришел к выводу, что в патине имелись фрагменты костей. Это была замечательная новость, потому что давала понять: к этим артефактам относились бережно и их сохранность была на высоком уровне. ДНК, которых немало в окружающем нас пространстве, к ним, что называется, не пристала. Мы взяли оссуарий за номером 80/503 и привезли его сюда, в Назарет, пообещав вернуть через неделю.
— 80/503 был подписан —
— Совершенно верно. Мы привезли его в стерильно чистую лабораторию «Эдема» и принялись извлекать фрагменты, защищенные патиной. Они оказались слишком высохшими, и, как уже было в Канадском исследовательском центре, представлялось весьма проблематичным получить ДНК из ядра клеток. Прошло несколько месяцев в трудных поисках какого-то решения, пока не случилась неслыханная удача: в осколке костной ткани, обнаруженном под особо плотными слоями патины, оказались две целые клетки. Это было чудо из чудес. С большими предосторожностями были извлечены ДНК из ядер этих клеток. Увы, при ближайшем рассмотрении у них выявились пустоты, обе были слабенькими. В общем, после радости — глубокое разочарование.
— И не было возможности реконструировать ДНК…
— В этом-то и была проблема. Дело в том, что профессор Хамманс сравнил маркеры двух ядер и понял: разрывы и пробелы в них находились в разных местах, то есть в одном ядре не было того, что имелось в другом. Это вселяло надежды. Немецкий профессор предупредил меня, что нам понадобятся высокоточные технологии для изготовления полноценной ДНК из двух дефективных. Дело было трудное, хлопотное, требовало времени, но, повторяю, обещало успех. Я созвал совет мудрецов фонда и объяснил им суть проекта. Его одобрили. Мы решили воспользоваться всеми имеющимися у нас ресурсами, чтобы расширить возможности для исследований в нашем Молекулярном центре. Мы в рекордно короткие сроки построили здание «Ковчега», оснастили его самым передовым оборудованием, сделав наши лаборатории ультрасовременными. Для начала мы стали клонировать простейших — саламандр, ящериц. Затем пришел черед млекопитающих и наконец приматов. Именно на этой фазе мы сейчас и находимся.