– Это богиня смерти, которую некий герой заточил в каменном доме. И люди очень долго жили. А потом герой понял, что в долгой жизни нет счастья… ни в чем нет счастья. Берегите свое, Мария, если получится.
– Это богиня смерти, которую некий герой заточил в каменном доме. И люди очень долго жили. А потом герой понял, что в долгой жизни нет счастья… ни в чем нет счастья. Берегите свое, Мария, если получится.
Лизавета положила ладонь на живот, а Маняша вдруг сказала:
Лизавета положила ладонь на живот, а Маняша вдруг сказала:
– Хотите, я вам мазь сделаю, чтоб ноги не болели? Меня бабка научила.
– Хотите, я вам мазь сделаю, чтоб ноги не болели? Меня бабка научила.
Так было установлено перемирие.
Так было установлено перемирие.
А потом началась война.
А потом началась война.
Про нее сказал Маняшин троюродный братец, бедовый бездельный человечек. Он приплыл на отцовской лодке и, загнав ее на самые камни, нисколько не расстроился. Братец спрыгнул в воду и побежал к берегу, размахивая на ходу руками.
Про нее сказал Маняшин троюродный братец, бедовый бездельный человечек. Он приплыл на отцовской лодке и, загнав ее на самые камни, нисколько не расстроился. Братец спрыгнул в воду и побежал к берегу, размахивая на ходу руками.
– Война! – кричал он. Но чайки кричали громче, и потому все решили, что ослышались.
– Война! – кричал он. Но чайки кричали громче, и потому все решили, что ослышались.
Какая война? Лето ведь. Солнце.
Какая война? Лето ведь. Солнце.
А братец добрался-таки до берега, встал, согнулся, упираясь широкими ладонями в колени. Дышал он часто, быстро и все повторял:
А братец добрался-таки до берега, встал, согнулся, упираясь широкими ладонями в колени. Дышал он часто, быстро и все повторял:
– Война началась… война… вам… велено… велено вам… – так и не сказал, что велено, но вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист и сунул завхозу.
– Война началась… война… вам… велено… велено вам… – так и не сказал, что велено, но вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист и сунул завхозу.