Дашка вздохнула. Она заставила себя закрыть глаза и считать баранов.

Раз. Два. Три.

Неродной ребенок. А Серега и вправду не похож на сестрицу. И на мать. И на тетку. И на отца.

Белая-белая кожа и почти прозрачная роговица, и в сумерках глаза выглядят лиловыми из-за просвечивающих капилляров. Совпадение? Или… или Дашка видела где-то подобное. Где? На портрете! Когда Алина рассказывала про Эржбету Батори, она показала портрет. И еще уточнила, что это – лишь репродукция. Нет, это совсем уж чушь. Или очередная мелкая тайна, которая так же не важна, как и кольцо на руке Алины? То самое, простенькое, от вопроса о котором она просто отмахнулась. А Дашка поверила.

Лежать стало тяжело, и Дашка села, одернув рукава слишком короткой пижамы. В плечах куртка была великовата и висела мешком, а рукава вот недотягивали до запястий. Смешно, наверное, смотрится.

Она выглянула в коридор, и дремавшая медсестра встрепенулась:

– Случилось что?

Медсестра говорила шепотом, но в тишине больничной он был хорошо слышим. Дашка помотала головой и, выбравшись из палаты, спросила:

– А вы не знаете, если родители смуглые, то ребенок может получиться светлым? Совсем светлым? Как альбинос?

Медсестра зевнула так широко, что стали видны коронки на коренных зубах.

– Не знаю, – ответила она, подпирая щеку горстью. – Вот по крови понять можно. А так… не, не знаю. И вообще не нарушайте режим!

Дашке не осталось ничего, кроме как вернуться в палату. Адам лежал на кровати, но глаза его были открыты. И маску стащил.

– Привет, – сказала Дашка, проглотив обычное «придурок». – Верни маску. Или давай я?

– Функции дыхательной системы не нарушены, – ответил он сипло и, облизав губы, спросил: – Зачем ты здесь?

Странный вопросец. Хотя не самый странный из тех, что от Адама услышать можно.

– Ну… я испугалась! Знаешь, как я испугалась?! И вообще ты не имел права так поступать!

– Извини.

Как будто его извинение что-то изменит.

– У тебя дыра в боку. Тебя шили. И кровищи потерял не меряно. Поэтому верни маску, а не то врача позову! – Дашка шмыгнула носом и, мазнув ладонью по глазам – сухие, к счастью, – добавила: – Не делай так больше, хорошо? Я не хочу остаться совсем одна.

– Хорошо.