Вид бледной Катании слегка озадачил, но не настолько чтобы обеспокоить. Хотя обеспокоится следовало бы.

Сдав караул, Катания поспешно удалилась, пробурчав что-то невразумительное в своё оправдание, а Алька оказалась в центре процессии марширующей к выходу сквозь плотную толпу любопытствующих.

Пожалуй тогда-то она ощутила первые признаки раздражения.

Ничего удивительного. Было бы странно если бы ей понравилось под перекрёстным огнём завистливых и недоброжелательных взглядов.

Мало кому такое могло понравится.

В карете, с плотно зашторенными окнами она на мгновенье испытала облегченье, а потом раздражение вернулось и вспыхнула злость на счастливую и довольную Мелину.

Хорошо, что охрана отвлекла внимание на себя, а то Алькино дурное настроение могло спровоцировать серьёзную сору с подругой.

Может гормоны расшалились, подумала Алька, вспоминая Тоськины рассуждения о подрывной деятельности этой партизанской армии. Лично Алька с подобной проблемой не сталкивалась, но подруга была склонна винить именно их за все свои ошибки и проступки. „Я была против.“ — Частенько говаривала она. — „Но кто будет к мозгам в такие минуты прислушиваться.“ О студенческих вечеринках: „Гормоны там правят бал.“ Альке было смешно. Цинизм подруги забавлял.

Но сейчас забавно не было.

И смешно не было, от слова совсем.

Морщась от брезгливости, Алька ковырялась самоанализом в осевшей тине, поражаясь горькому привкусу своих эмоций. Чувство превосходства ей было абсолютно несвойственно. Она даже не знала, что это такое. Гордость и удовлетворение от успехов гармонично переплеталось с чувством одиночества и никогда не раздувалось до самовлюблённого любования. Зависть ей была знакома. Если можно назвать завистью мечты о гладкой коже и ниспадающей на плечи волны светлых волос. Ненависть ей тоже довелось испытать. Давно. Ещё в школе. Хотя следует признаться, что скорее всего это была горькая обида возомнившая себя ненавистью.

Так откуда, спрашивается, она находит в себе осадок всех этих, совершенно ей чужих чувств. Настолько сильных, что даже осев грязной тиной они вызывают желание что-нибудь разрушить и вызвать чужую боль.

Фу, сказала себе Алька, это точно не она. Да, она может дать в лоб, но это не от злобы, а от недостатка аргументов. Она может поскандалить, но только по очень серьёзному поводу. А вся эта жажда крови — это точно не она.

Могут гормоны, её личные гормоны, обратите внимание, гормоны вызвать незнакомые им эмоции? Это вряд ли. Это как в воображение услышать соловьиное пенье о котором только в книжках читала. Воображение у неё буйное, но не на столько чтобы неприятные эмоции воображать…