Джессика начала дрожать от страха, ее хромированный наручник мрачно задребезжал на перекладине койки.
— Но вернемся к нашим баранам, — продолжил Патрик. — Итак, вечерами, после школы, я возвращался домой, готовил еду для матери и сестры, которая тоже должна была делать уроки. Но мы не ели собак каждый раз, поверьте мне. — Он засмеялся, в то время как Орели, несмотря на холод, стало нечем дышать. — Потом я ложился спать… В это время моя мать обычно принимала
Девочки вытаращили глаза, воображая самое худшее.
— Ну, моя мать разрешала им заходить в мою комнату. И пока она смотрела, ее гости развлекались со мной. Вы понимаете, что я хочу сказать?
— Н-н… нет, мсье, — промямлила Орели.
Папочка приблизил свое лицо к лицу пленницы и холодно проговорил:
— Они меня трахали. А в соседней комнате трахали мою сестру.
Она резко отстранилась, ударившись о стену.
— Ты знаешь, что это значит?
На этот раз Орели не ответила, забыв о неизменном
— Конечно, ты знаешь, что это значит! — загоготал Патрик. — Все это продолжалось до тех пор, пока я не убил одного из них. Я спрятал нож под подушкой и потом всадил ему прямо в горло. И меня не посадили. Смягчающие обстоятельства, бла-бла-бла… мне удалось убедить их, что это не было предумышленное убийство… Что я взял нож, чтобы их напугать, но не собирался никого убивать. Хотя я как раз и решил перерезать горло любому, кто ко мне приблизится! — Его взгляд перебегал с одной пленницы на другую, пауза становилась все тяжелее. — Тут вы, конечно, скажете:
— Ваша мать отправилась в тюрьму? — снова попыталась Орели.
Говорить с ним, еще. Сделать вид, что интересуешься его омерзительной историей, не важно, правда это или ложь.
— Конечно нет, моя хорошая. Меня поместили в приют, и я ее больше не видел. Потом она, кажется, сдохла в какой-то больнице. — Папочка осклабился. — И угадайте, что я сделал, когда вышел из приюта?
Девочки молчат.
— Я плюнул на могилу моей грязной мамаши! Нравится вам моя история? Хотите еще?
— Да, — прошептала Орели.