Каждый шрам — оружие, частокол, на который напорется враг.

Враг… Каждое человеческое существо и есть враг.

Враг, добыча или раб.

Больше ничего.

На этот раз папочка освободил Орели. Потрясенная, она даже не сделала попытки к сопротивлению, просто продолжала послушно сидеть на своей импровизированной кровати. Он вновь уселся на стул, закинул ногу на ногу.

— Знаете, как я проводил время по вечерам, когда мне было столько же лет, сколько вам?

Орели почувствовала, что должна ответить. Говорить с ним, установить связь.

Задобрить его.

— Нет, мсье…

— У нас не было телевизора. Я мог делать домашние задания или играть со своей собакой. Кстати говоря, у меня не было никакой собаки…

Джессика попыталась унять дрожь, но в эту минуту она была похожа на листок во время бури.

— Правда, однажды у меня появилась собака… Я подобрал ее на улице. Она была уродливой, но милой. И знаете, что с ней случилось?

— Нет, мсье.

— Мы ее съели.

Орели не смогла удержаться от нервной икоты.

— Вы ее с… съели? — повторила она с ужасом.

На лице папочки появилась дьявольская улыбка.

— Моя мать ее убила, разрубила на куски и приготовила. А потом заставила меня ее есть, — уточнил он. — И это было неплохо, должен признать.

— Но зачем?! — воскликнула Орели.

— Мне помнится, потому, что она напи́сала на ее ковер… Но на самом деле это потому, что я любил эту собаку больше, чем ее.