— Я буду читать дальше!

— В добрый час, — сказал папочка, снова усевшись на кровать Орели. — Я тебя слушаю.

— «Посмотрите, в каком положении вы оказались в этом мире: по вашему собственному признанию, у вас нет ни родных, ни друзей, подумайте о том, что вы в пустыне, никто в целом свете не знает, где вы, вы в руках… четверых распутников, у которых нет желания избавить вас от этого… к кому вы обратитесь за помощью, может быть, к тому Богу, которого вы собирались умолять с таким пылом и который воспользовался этим рвением, чтоб ввергнуть вас в самую глубокую западню?»

Сандра заметила скорбь на лице Рафаэля. Этот взгляд, такой жесткий, делал его еще красивее. Он проявлялся в минуты страдания.

А Рафаэль страдал. В унисон рыданиям Джессики, которые самым жестоким образом прерывали чтение.

Тогда Сандра, которая столько раз читала этот отрывок, стала цитировать его шепотом, словно хотела подбодрить Джессику, помочь ей добраться до конца. Словно подсказывала ей текст, как суфлер на сцене театра.

— «Вы же видите, что никакой силе, человеческой или божественной, не удастся вырвать вас из наших рук, что нет ни среди возможностей, ни среди чудес никакого средства, которое могло бы позволить вам сохранить вашу добродетель, которой вы так гордитесь и которая в конечном итоге во всех смыслах и во всех вообразимых отношениях могла бы вам помешать стать добычей нечестивых излишеств, которым мы, все четверо, предадимся вместе с вами».

— Хватит хныкать! — скомандовал папочка. — Ты портишь чудесный текст!

— Я стараюсь, — простонала Джессика, шмыгая носом.

— Я просил тебя не стараться, а сделать.

— «Ра… Раздевайтесь, Софи, и пусть самое полное смирение поможет вам снискать наше доброе отношение, которое очень скоро сменится самым суровым и бес… бесчестным обхождением, если вы не подчинитесь, — обхождением, которое только раззадорит нас, но ни в коей мере не освободит вас от нашей невоздержанности и жестокости».

— Достаточно, — вдруг заявил папочка.

Джессика вздохнула с облегчением, тягостное чтение закончилось, она захлопнула книгу. Но в то же время она была встревожена тем, что пока не знала, как закончится этот вечер.

— Как ты думаешь, что произошло с Софи? — спросил папочка.

— Я не знаю…

— Как по-твоему, что с ней сделал Рафаэль?

— Я не знаю.

— Конечно ты знаешь. Но ты не хочешь говорить. Тебе стыдно…