Эллен прикусила губу, слова Моны ее пугали.
– А потом пути назад не было.
Мона наклонила голову.
– Тебе знакомо чувство, когда ты больше ничего не можешь сделать? Нет такой сказки, которая могла бы увести ее от той жуткой действительности, в которой она была вынуждена жить. Бедная девочка. Пусть свет Божий укажет нам дорогу и даст прийти к истине. Именно так я и поступила. Я сделала круг и попала на Юргорден. Не знаю, что заставило меня туда поехать, но когда я приехала, то не сомневалась, что по-другому и быть не может. С помощью одеяла…
По ее круглым щекам текли слезы, но она и не думала их вытирать.
– Я была единственной, кто ее любил. Единственной, кто ее знал. Ей теперь лучше, я знаю. – Она улыбнулась спокойной улыбкой. – Я спасла ее от зла.
Эллен. 15.00
Эллен. 15.00
Они приехали на Эрелу в три часа дня.
Когда полиция приехала в церковь за Моной, Эллен отправилась за своей мамой, которая ночевала в городе. Вместе они уехали из Стокгольма.
Она выполнила свою миссию. Беспрерывно звонил телефон – они хотели, чтобы она вернулась на работу и рассказала о признании, но нет. Все кончено, и она выключила телефон.
Мона была виновной. Она убила Люкке.
В машине Эллен попыталась объяснить своей маме, что произошло, но это было нелегко.
– Мона не является злом, – сказала Эллен, когда они ехали по аллее к замку. Как же здесь красиво. Каждый раз, когда она приезжала домой, она любовалась видами. Пашни, поля и лес. Вдоль дороги стояли ухоженные деревья, словно приветствуя их.
Она не была дома с Рождества, когда остров лежал в снегу, а теперь все цвело.
Точно так же, как в день смерти Эльзы.
– Она убила ребенка, – возразила Маргарета, словно все было так просто.
Эллен покачала головой.
– Я была дома у Моны, я сидела на ее диване. Она закутала меня в одеяло. Может быть, мне не надо было звонить в полицию. Люкке все равно не вернуть. Я не могу думать о Моне плохо. Помнишь, ты рассказывала о птицах Веры? Они были как одна семья. Мона была единственной, кому было не все равно.
Мама Эллен положила ладонь на ее руку.