Они прошли большую часть пути, когда раздался сигнал клаксона. Серия коротких гудков. Холли остановилась, кусая губы, которые и без того были искусаны почти до крови.

– Спокойно, – сказал Ральф. – Думаю, это Юн.

Ближе к подножию тропа становилась более широкой и пологой, и Холли с Ральфом прибавили ходу. Обогнув здание гаража, они убедились, что сигналил действительно Юн. Он сидел в пикапе Хоскинса, выставив ноги наружу, и нажимал клаксон здоровой правой рукой. Распухшая раненая рука лежала у него на коленях, как окровавленное бревно.

– Хватит бибикать, – сказал ему Ральф. – Мамочка с папочкой уже здесь. Ты как себя чувствуешь?

– Рука болит, как сто чертей, а в остальном нормально. Вы его грохнули? Эль Куко?

– Мы его грохнули, – подтвердил Ральф. – Холли его прибила. Это был не человек, но он мертв. Его время закончилось. Больше он никого не убьет.

– Холли его прибила? – Юн обернулся к ней. – Как?

– Мы еще успеем об этом поговорить, – сказала Холли. – Прямо сейчас меня больше волнует твое состояние. Ты не терял сознания? Голова не кружится?

– Немного кружилась, когда я поднимался сюда. Подъем занял целую вечность, и пришлось пару раз останавливаться, чтобы передохнуть. Я надеялся встретить вас, когда вы будете выходить. Точнее, молился об этом. А потом увидел пикап. Сразу подумал, что это машина стрелка. Джон П. Хоскинс, судя по документам. Это тот, о ком я думаю?

Ральф кивнул.

– Сотрудник полиции Флинт-Сити. Бывший сотрудник. Он тоже мертв. Я его застрелил.

Юн широко раскрыл глаза:

– Какого черта он здесь забыл?

– Его отправил сюда чужак. Как у него получилось, не знаю.

– Я подумал, что, может быть, он оставил ключи. Но увы. И в бардачке не нашлось никаких обезболивающих. Только регистрационная карточка, страховой полис и всякий хлам.

– Ключи у меня, – сказал Ральф. – Они были в его кармане.

– А у меня есть обезболивающие, – добавила Холли, выуживая из кармана большой аптечный пузырек из коричневого стекла. Без этикетки.