Светлый фон

Чужак бросился к ней. Его лицо исказилось от ненависти, и теперь в этом лице не осталось ничего от Клода Болтона или Терри Мейтленда; это было его собственное лицо, такое же черное, страшное и беспощадное, как те каменные глубины, где нашли свою смерть близнецы Джеймисоны. Ральф поднял пистолет, но Холли встала на линию огня, прежде чем он успел сделать выстрел.

– Не стреляй, Ральф, не стреляй!

– Не стреляй, Ральф, не стреляй!

Еще один кусок сталактита – и довольно большой – обрушился на раскладушку и холодильник чужака. Каменные осколки разлетелись по гладкому полу, искрясь вкраплениями минералов.

Холли достала что-то из оттопыренного бокового кармана пиджака. Длинную белую кишку, как будто набитую чем-то тяжелым. Одновременно Холли включила фонарик и направила ультрафиолетовый луч в лицо чужака. Он поморщился, рявкнул и отвернулся, продолжая тянуть к Холли руки с татуировками Клода Болтона. Она замахнулась белой кишкой и со всей силы ударила. Удар пришелся прямо в висок.

То, что Ральф увидел потом, наверняка будет сниться ему в кошмарах еще много лет. Левая часть головы чужака провалилась внутрь, будто была полой и слепленной из папье-маше. Карий глаз чуть не вылетел из глазницы. Чужак упал на колени, и его лицо потекло, словно сделавшись жидким. За считаные секунды по нему пронеслось около сотни стремительно сменявших друг друга черт: низкие лбы и высокие лбы; кустистые темные брови и тонкие, едва различимые светлые; глубоко посаженные глаза и глаза навыкате; тонкие и широкие губы. Зубы выпячивались и уходили обратно; подбородки выпирали и сглаживались. Но последнее из этих лиц – то, которое удержалось дольше всех, почти наверняка настоящее лицо чужака – оказалось совершенно непримечательным. Такие лица мы видим в толпе ежедневно, скользим по ним взглядом и мгновенно забываем.

настоящее

Холли ударила еще раз, теперь – по скуле, превратив это невыразительное лицо в жутковатый скомканный полумесяц, напоминавший картинку для детской книжки, нарисованную сумасшедшим художником.

В итоге он просто никто, подумал Ральф. Никто и ничто. Тварь, принимавшая облик Клода, и Терри, и Хита Холмса… полный ноль. Пустота. Только фальшивые фасады. Только сценические костюмы.

В итоге он просто никто Никто и ничто. Тварь, принимавшая облик Клода, и Терри, и Хита Холмса… полный ноль. Пустота. Только фальшивые фасады. Только сценические костюмы.

Из пробитого черепа чужака, из ноздрей, из смятой дыры на том месте, где раньше был рот, полезли какие-то красноватые черви. Они хлынули на каменный пол пещеры сплошным корчащимся потоком. Тело Клода Болтона сперва задрожало, забилось в судорогах, а потом начало сморщиваться и ссыхаться.