Смерть Майкла как будто навечно высекла его имя в их сердцах. В какой-то степени Фредерико был рад, что уехал с Сицилии, подальше от призрака Майкла, подальше от подавляющей властности отца. Здесь, в Америке, он себя покажет, он докажет отцу, что достоин носить имя Лучано. Фредерико мельком увидел свое отражение в зеркале: лысеющая голова, грузное тело… Трудно поверить, что Майкл приходился ему родным братом, у них не было ничего общего. Даже сейчас Фредерико ревновал к брату не меньше, чем когда тот был жив. Он повернулся к зеркалу и сказал своему отражению слова, которые хотел и не смог сказать отцу в ночь накануне похорон Майкла:

– Я люблю тебя, папа.

Джорджио Каролла находился на операционном столе уже больше двух часов, когда в небольшую комнатку для посетителей вошел его отец. Он сел за стол, и перед ним поставили кофейник с горячим кофе. Врачи заверяли, что состояние Джорджио позволяет сделать ему операцию, однако смертельный исход не исключался. Впрочем, выбирать было не из чего: отверстие в сердце значительно увеличилось с тех пор, когда его обнаружили, ухудшение состояния сердечной мышцы провоцировало быстрое развитие болезни. При нынешнем положении вещей, если не вмешаться, Джорджио умер бы через три или четыре месяца. Но и хирургическая операция была рискованной. Парадокс состоял в том, что, хотя Джорджио был сейчас сильнее, чем когда-либо, улучшение его физического состояния приводило к увеличению нагрузки на сердце, что, в свою очередь, отнимало у него силы.

Принять решение было нелегко. Каролла консультировался у разных хирургов, но прогноз оставался прежним. В конце концов Джорджио взял ответственность на себя и согласился на операцию.

Операция стоила целое состояние, однако Каролла не считался с расходами. Он никогда не был особенно близок с сыном и теперь пытался загладить свою вину.

В ночь перед операцией Лука, обычно очень живой и шумный, притих. Мысль, что любимый друг может умереть во время операции, так ужасала его, что он, почти не отходя, сидел у кровати Джорджио. Для Джорджио Лука был единственным человеком, которого он когда-либо любил. Он молча наблюдал из-под тяжелых век, как мальчик сдвигает вместе узкие больничные койки, кладет свою подушку рядом с его и аккуратно натягивает постельное белье, закрывая просвет между матрасами и делая из двух кроватей одну. Закончив, он разгладил белье и похлопал по нему, проверяя, все ли ровно, – Лука всегда помнил о том, насколько Джорджио хрупок и чувствителен, даже вес одеяла мог показаться ему слишком тяжелым.