Перешагнув траву на обочине, она услышала машину. Мимо нее проехал Саймон Серрэйлер. Фрея встала как вкопанная. Если он повернет, то увидит ее. Она шагнула назад, в тень.

Рядом с его домом были припаркованы еще пара машин. Саймон остановился рядом с ними и приглушил фары, но в свете уличных фонарей Фрея увидела, что открылись обе двери. Он вышел первым, а затем женщина. Она была стройная и изящная, одетая в легкий светлый плащ.

Фрея почувствовала внезапный и острый приступ тошноты. Она хотела убежать, она хотела не видеть, но должна была видеть, должна была стоять и смотреть, вглядываясь в каждую деталь.

Они пошли в сторону его дома, но не зашли внутрь, а остановились у одной из припаркованных машин. Саймон обнял женщину за плечи и нагнулся сказать ей что-то. У машины она обернулась к нему, и он протянул к ней руки.

Фрея отвернулась. Она не могла бежать, она была парализована, если бы ее обнаружили сейчас, то она бы в ужасе застыла, как дикое животное, попавшее в свет фар. Она больше не хотела ничего видеть, не хотела быть здесь и терпеть все это. Она была невероятно на себя зла.

Она услышала, как захлопывается дверь, включается двигатель, колеса прокручиваются по гравию. Она быстро подняла глаза. Саймон стоял на крыльце дома, и его рука была поднята. А потом, когда машина исчезла, быстро проехав мимо Фреи, он развернулся, толкнул входную дверь и вошел внутрь.

Фрея ждала. Начинался дождь. Через пару минут на верхнем этаже здания зажглись огни. Она представила себе квартиру, лампы, рисунки. Саймона. А потом она пошла прочь.

Тридцать один

Тридцать один

Он думал, что знает о себе все. Он провел так много времени в одиночестве, исследуя свою душу, анализируя все свои действия, мысли, желания и безошибочно находя их источники, что он мог бы с уверенностью сказать, что уже больше никогда ничему не удивится.

Он слишком долго был уверен в том, что он должен делать и почему. Он знал, что давало ему удовлетворение, пусть и всегда временное, – кусочки информации, которые постепенно складывались в целое. Его никогда в действительности не привлекали преследование и охота. Это были просто средства на пути к цели. Он должен был находить людей, крайне обдуманно их выбирать, наблюдать за ними, ходить за ними по пятам, а потом, последний раз, выслеживать их и, из чистой необходимости, заставлять их замолчать. Он избегал понятий убийства, жертвы, смерти. Ничто из этого не доставляло ему удовольствия. Садисты и психопаты, злые люди – им доставлял наслаждение сам акт убийства, и, наверное, все, что с ним было связано. Он был не такой, как они. Одна идея ужасала его.