Он полностью выдвинул полку, чтобы посмотреть на свою собственную работу. Он подумал, что над Анджелой Рэндалл он проделал более качественную работу, чем над остальными, аккуратную, безукоризненную, чистую. Все было извлечено, рассмотрено, вскрыто, взвешено, записано, а потом помещено на место. Он знал органы ее тела так же хорошо, как свою собственную ладонь, он изучил их так же внимательно. Сейчас она была полностью восстановлена, хирургические швы бледно блестели.

На минуту он задумался, что еще она могла бы ему подарить.

Прежде чем он еще раз проверил электричество и термометры, выключил свет и закрыл все замки, он еще какое-то время рассматривал их всех. Он был слегка недоволен своей работой с молодым человеком, который был таким подтянутым, гибким и мускулистым, и даже думал, не переделать ли ее. Но поймать его было сложнее всего, мальчик сопротивлялся, он был очень сильным. Не как бедная толстая Дебби.

Три полки оставались пустыми. Одна из них еще никому не была присвоена. Другие были для пожилых, Протея и Анны. Но если дела на Холме будут продолжаться в том же духе, то он еще не скоро сможет поприветствовать их здесь. Он прошелся по внутреннему помещению, потом по внешнему, беспокойно, нетерпеливо вышагивая. Он не вышел из себя, потому что никогда не выходил. Выходить из себя даже по незначительным, бытовым поводам было опасно. Он не зашел бы так далеко в своей работе, если бы был подвержен даже самым слабым таким проявлениям. Но он чувствовал себя как свободный поток, который заткнули. Эта задержка происходила не по его воле и не была частью плана. И все же это была безусловная слабость с его стороны, не учесть возможность неожиданностей, потому что они были неотъемлемой частью жизни, а жизнь была тем, с чем он имел дело в первую очередь.

Он обходил здание, пока не взял свои чувства под контроль, а потом уехал, вернулся домой и начал пересматривать свои планы.

Тридцать два

Тридцать два

Бледное полуденное солнце совсем не давало тепла, хотя довольно красиво освещало поля вокруг. Карин и Кэт гуляли по выгону на холодном восточном ветру, который кусал их сквозь толстые свитера, ветровки и, по идее, погодоустойчивые куртки. Ханна Дирбон сидела на своем коренастом пони Орешке, и они оба свысока смотрели на всю эту непогоду. Их провели по кругу уже три раза, и когда они подошли к воротам, Кэт сказала:

– Так, это последний раз, я серьезно. У нас с Карин руки с носами скоро уже отвалятся.

– Глупости.

– Неважно, все, Ханни. Карин, ударь-ка Орешка под зад, чтобы он двигался побыстрее.