– Надеюсь, у них приличный десертный стол.

– Крем сочится из каждой поры, – сказал он, когда принесли меню, и блюдо дня было любовно описано официантом, обладавшим таким итальянским акцентом, о котором обычно принято шутить. – Еще важное отличие в том, что еда здесь фантастическая. Это может быть салат-коктейль с креветками, но в нем будут огромные, пахнущие морем креветки в удивительном, нежнейшем домашнем майонезе, телятина будет нарезана кусками тонкими, как бумага, а печень будет таять во рту.

– Лучшая еда для человека.

Принесли бутылку кьянти, и рубиново-красное вино было разлито по огромным бокалам.

– Лучший напиток для человека, – Саймон поднял свой бокал навстречу ей, улыбнувшись своей обезоруживающей, необычайной улыбкой. Ресторан был полон, но они были одни – здесь, в Лаффертоне, во всем мире. «Это и есть счастье, – сказала себе Фрея, – вот это, сейчас. Возможно, я никогда не знала, что это такое, до этого момента».

И они говорили, как и тем вечером в его квартире, заполняя все больше пробелов, что оставили тогда, все больше узнавая о жизни друг друга, обсуждали поездку Саймона в Италию и приготовления к будущей выставке, немного хор – но он не любил петь, не интересовался музыкой, любил тишину; о крикете, в который он играл в полицейской команде и еще в загородном доме своей матери; еще о его детстве, впечатления от которого, как показалось Фрее, он до сих пор пытался объяснить сам себе, а не только ей; то, что он был одним из тройняшек, причем тем, кто отличался, казалось ему скорее занятным фактом, чем проблемой. Они перешли к ее детству, потом к работе в Лондоне, а потом к ее браку, по которому она слишком быстро пробежалась в прошлый раз; это было как с детством Саймона – ей надо было попытаться понять, что произошло, и объяснить это самой себе, и когда она сейчас с ним об этом разговаривала, ей казалось, что она даже начала делать это. Они поговорили о книгах – у них был похожий вкус в литературе, еде – он готовил, но, по его словам, не брезговал и кулинарией в «Теско»[17] – для благотворительных мероприятий Мэриэл. О работе они не говорили. Еда в ресторане была именно такой, как он и говорил, – приготовленной по старинке и совершенно немодной, из 1960-х, безупречно исполненной, безупречно свежей. Они проводили долгим ностальгическим взглядом проехавшую мимо них тележку с десертами – тирамису, трюфель с шерри, кофейный мусс с бренди, крем-брюле, шоколадные бисквиты, облитые золотым кремом, – но в конце концов пренебрегли ею в пользу двух капучино.