– Бумажная работа.

– Насколько больше пациентов я бы вылечил, насколько больше преступлений вы бы раскрыли, если бы не бумажная работа! – Он взял счет, и они вместе пошли через толпу к стойке бара с кассой. Фрея отвернулась, пока ждала, когда он расплатится, и прямо над скоплением голов увидела голову Саймона Серрэйлера, который был выше остальных и самый светловолосый. Он почти наверняка ее не заметил.

Эйдан Шарп взял ее под локоть и повел к выходу. Его хватка была крепкой.

– Спасибо вам большое. Теперь я знаю, как в «Посольском номере» на самом деле.

– Весело?

Но веселья в его голосе не было.

– Очень весело.

Она нажала на кнопку, чтобы открыть дверь своего автомобиля, и быстро залезла внутрь. Начинало темнеть, но огни из окон бара светили ярким светом, привлекая к себе толпы людей, словно мотыльков.

Фрея заглянула в зеркало и увидела Эйдана Шарпа, который неподвижно стоял рядом со своим темно-синим «БМВ» и пристально смотрел на нее, и этот взгляд она чувствовала на себе еще долго после того, как отвернулась.

Она приехала домой, включила все лампы и задернула шторы. В гостиной было тепло. Она положила свою почту и рабочий кейс на стол и налила себе бокал вина. У нее на телефоне было три сообщения: одно от Кэт, с приглашением на воскресный ужин, одно от Шэрон Медкалф, интересовавшейся, играет ли она в теннис. Она записала все номера и нажала на последнее сообщение.

«Фрея, это Саймон Серрэйлер. Сейчас шесть двадцать. Я думал, что мы могли бы сходить выпить, но тебя нет. Пообщаемся в другой раз».

Черт. Черт, черт, черт. Он там был. Она потеряла час в жутковатой компании мистера Бабочки, хотя могла бы, как ей очень сильно и хотелось, быть в «Посольском номере» с Саймоном.

Черт. Она прослушала сообщение еще один раз, просто чтобы услышать его голос, и, удалив предыдущие два сообщения, сохранила это.

Черт.

В доме стало совсем тихо. Она выпила еще немного вина и просмотрела письма, в которых не нашла ничего интересного. Сейчас она будет делать салат.

– Черт. – На этот раз она сказала это вслух, нарушив тишину в комнате.

Зеленые и серые стебли переплетались между собой перед Карин, и она пыталась расчистить себе путь через них, но они цеплялись к ее лицу и рукам и тянули ее назад. Они пахли серой и нечистотами, а вода, в которой она плыла, была мутной.

А потом неожиданно она очистилась и освободилась. Она села.

Ее спальня была освещена лампой под абажуром на туалетном столике, и сначала она растерялась, увидев это теплое сияние после вязкого сумрака ее сна. Карин подалась вперед, согнув ноги в коленях. На прикроватной тумбочке стояли кувшин и стакан, и она налила себе немного. Вода оказалась еще довольно холодной, и она удивилась, как это могло получиться, так как не помнит, чтобы оставляла это здесь. Жидкость не только справилась с сухостью в ее горле и во рту, но более или менее вернула ее в чувство, и тогда она вспомнила, что она вообще была не здесь, а лежала на кушетке в кабинете у Эйдана Шарпа, слабая и дезориентированная. Его руки держали ее, и он внимательно в нее всматривался. Все остальное было как чистый лист. Он, должно быть, довез ее до дома и помог подняться или даже донес на руках. Она была полностью одета и лежала под покрывалом. Шторы были опущены, а лампа включена. Вероятно, он также принес воды.