На расстоянии больше километра пылал особняк. Вернее то, что от него осталось. Вокруг танцевали проблесковые маячки полицейских машин. Нечего искать. Все следы уничтожены.

Мечик наклонился к Катарине. И не учуял дыхания. Потрогал шейную артерию — пульс еле прощупывается. Она уходит. Нужна срочная помощь. Подхватив тело, он встал на шоссе поперек движения. Первым фарам, летевшим на него, замахал отчаянно. Машина затормозила. Водитель высунулся из дверцы.

— Вы что делаете?!

Объяснять было некогда. Мечик распахнул дверцу пассажирского сиденья и положил Катарину.

— Это безобразие!

Водитель вылетел в кусты на обочине.

— Машина будет на стоянке Института травматологии на улице Фюми! — крикнул ему Мечик, садясь за руль. — Простите! У меня нет выбора!

Он рванул зажигание, резко повернул на встречную и вжал газ до предела. «Тойота» рванула гоночным болидом.

Мечик ехал без правил и светофоров. Ему сигналили и вертели пальцем у виска. Он рвался вперед, чтобы успеть. Он не мог держать Катарину за руку, а когда касался, пальцы её были холодны.

— Не оставляй меня… Только не оставляй меня… — твердил он, как молитву. — У меня никого нет, кроме тебя… Не оставляй меня… Любимая… Держись… Только держись…

Он не заметил, что говорит по-русски. На другом языке «держись» не будет тем «держись», какое было нужно сейчас.

— Не оставляй меня…

Мечик вывернул руль, обгоняя «Мерседес», и на всей скорости влетел на стоянку перед клиникой. Подхватил Катарину и побежал. Голова ее свешивалась, руки болтались.

— Держись, любимая…

Плечом открыв дверь-распашонку, Мечик влетел в приемный покой.

— Помогите! — закричал он так, что санитары вздрогнули.

Сам положил Катарину на каталку и не отпускал, пока на него не прикрикнули:

— Вам нельзя!

— Держись, любимая!

— Что вы сказали? — санитар не понял слов на чужом языке.