Ответа Китаева слышно не было, но Стольник, похоже, остался доволен:
– Ну вот и ладно. Все, выключай свое радио.
Герман и девушка переглянулись. Она с болью прикрыла глаза:
– Они ведь, наверное, еще не знают, откуда у этих оружие. Тот шофер, он там ходит, как ни в чем не бывало, гадость такая…
– Китаев не дурак, – покачал головой Герман, намочив ком ваты и осторожно протирая плечо Севастьянова. – Но, боюсь, шофера уже и след простыл. Я слышал, он ночевать в машине оставался? И за территорией небось? Очень предусмотрительно! Кстати, что это у вас за организация такая, что вы вместе с яблоками гранаты возите?
– Нормальная организация, – буркнула она не без обиды. – Была образована еще в начале прошлого века, потом, конечно, зачахла. Несколько лет назад начала работать снова… И ведь все эти яблоки покупала я сама! – всплеснула окровавленными руками. – И куличи заказывала! И все-все! Но, конечно, загружали это вчера вечером. В транспортном агентстве сказали, что машину с грузом на ночь оставят в теплом гараже, так что волноваться не о чем…
– Не о чем, – рассеянно согласился Герман. – И нет смысла сейчас об этом думать. Разрежьте-ка еще вот тут… хорошо.
– Как вы думаете, они нас отпустят?
Девушка не смотрела на него, и слава богу. Герман, конечно, постарался согнать с лица всякое выражение, и все-таки… Ничтожная сумма, запрошенная Стольником, именно поэтому и была такой смехотворной, что это лишь на первое время, он правильно сказал. И если отбросить мысль о том, что Стольник намерен выкопать какой-нибудь общак, тщательно захованный, например, на кладбище (и такое случается!), выходит, что в Чечне он заломит хорошую цену за заложников. Там такие вещи – обычное дело, бизнес! А заложников пятеро, из них четверо – работники органов, включая их с Региной. Если Севастьянов выживет, конечно, что еще не факт. А то будет трое… Но во всяком случае, ясно: никто их с полпути не отпустит. Если… если они не вырвутся сами.
Герман оглянулся, досадливо качнул головой. Сомнительно. Очень сомнительно!
Словно в ответ его мыслям, Регина Теофиловна громко всхлипнула. Похоже, до нее тоже дошел нехитрый финансовый расклад. Агапов неподвижно смотрел в пол. На его лице застыло выражение полнейшей безнадежности. Герман знал его, конечно, вскользь – как человека, но успел усвоить, что у Агапова хронический гастрит, наложивший отпечаток и на его физиономию, и на образ мыслей, и на способность к действию. Сидит как неживой… А впрочем, что изменилось бы, окажись он «живым»? Их двое против, самое малое, шестерых вооруженных людей. В кино это, конечно, могло бы выглядеть классно! И еще более великолепный мог бы получиться боевик, в котором доктор напустил бы на злодеев какие-то африканские колдовские штучки.