– Вы по профессии кто? – спросил он, приподнимая Севастьянова, чтобы ей было удобнее пропустить бинт под плечом. Кстати, почему так получилось, что бинтует она, а Герман вроде как ассистирует?

Она покосилась смущенно:

– Ну… я же в этом фонде работаю.

– А в больнице никогда не приходилось?

Вот чего никогда не приходилось ему, так это видеть, чтобы люди так краснели. На ней просто живого места не осталось в какое-то мгновение ока! Но тут же пожар погас, девушка стала просто очень румяной.

– Вообще-то я филолог, русский язык и литература, но в больнице и правда приходилось работать, – открыто взглянула на Германа. – Вы меня не помните?

Глаза у нее были серые, с туманной, зыбкой прозеленью в глубине.

Герман растерянно моргнул. Нет, он совершенно точно не встречал ее прежде. Такое лицо не забудешь. Хотя… чем дольше он на нее смотрит, тем отчетливее кажется, что и впрямь видел где-то.

– Мы… знакомы? – спросил он осторожно. Училась на медфаке несколькими курсами младше? Или по Болдино он ее помнит? Или просто по городу? Что же это с памятью, а?

– Н-нет, – с запинкой ответила девушка. – Пожалуй, нет.

– Меня зовут Герман Налетов.

– Я знаю, да. А меня – Альбина Богуславская.

Их пальцы столкнулись за узелке, которым Альбина закрепила повязку раненого. Девушка отдернула руку, отвернулась…

Новые новости: ей известно, как его зовут. Но Герман о ней уж точно впервые слышит: на имена-то у него отличная память!

Альбина вдруг вскинула глаза, и на ее лице появилось выражение ужаса.

Герман стремительно обернулся, вскочив, – и столкнулся взглядом со Стольником.

– Ого, какой ниндзя, – хмыкнул тот и перевел глаза на раненого. – Очухался мент? Ну, лады. Эй, Удав, а ну, ползи сюда! – крикнул он кому-то в коридор, и на пороге с ним рядом возник низкорослый человек: волосатый, с узким ртом, губастый и длиннорукий. При этом у него были необычайно красивые глаза. При желании его вполне можно было бы назвать волооким – как Геру, супругу Зевса. Глаза были и впрямь коровьи – большие, карие, влажные. И все-таки в его внешности было что-то отвратительное, как, впрочем, и в этой кличке – Удав. Любимым оружием Назария Мольченко была удавка, которой он владел виртуозно. Накидывал на шею неосторожному таксисту или частнику – и грабил их под страхом смерти.

Совершенно случайно Герман знал историю ареста Удава. Приключилось это в России – потому он и отбывал наказание не на просторах «ридной неньки», а на Нижегородчине.

Удав с приятелем, таким же рыцарем гоп-стопа, то есть грабежа, сели в такси, которое, как они приметили, только что вернулось из аэропорта: значит, водитель получил хорошие деньги. Чуть отъехали от места посадки, нетерпеливый Мольченко накинул удавку на шею шофера и приказал без шума сворачивать во двор, а там выгребать все из карманов. Водитель, у которого с утра мучительно болел зуб, а потому даже выгодная поездка не порадовала, мгновенно вышел из себя и с криком: «А, черт, все там будем!» – до предела нажал на газ. Такси выскочило на встречную полосу. Грабитель онемел и крепче затянул удавку: «Не дури, шею сломаю!» Однако удавка каким-то необъяснимым образом терзала нерв больного зуба. Потеряв голову от боли, водитель еще больше увеличил скорость и понесся прямиком на трансформаторную будку. Удав с напарником, отчаянно матерясь, распахнули дверцы и вывалились на ходу. В последнюю секунду «Волга» вильнула в сторону, избежав страшного столкновения. Гопники тем временем лежали на трассе и корчились от боли: один во время падения сломал тазобедренный сустав, другой – руку и ключицу. Удавка отлетела метров на двадцать… Вскоре раненых грабителей подобрала полиция и увезла в травмпункт… ну а оттуда путь их, понятное дело, пролег в места не столь отдаленные.