Светлый фон

— Господи, к чему это сейчас? Что ты хочешь услышать?

— Это было для тебя тяжелым ударом? Приехать сюда и увидеть нас с Джоном женихом и невестой?

Фрэнсис вздрогнула — и поняла, что сделала бесстрастное лицо на одну секунду позже, чем надо. Это было видно по выражению глаз Виктории. Сестра все поняла. Она спросила, было ли это для нее тяжелым ударом. Ответ можно было прочитать в глазах Фрэнсис: это был удар, который жег ее до сегодняшнего дня. Он оставался таким же болезненным, как и в первый день.

— Да, — ответила Фрэнсис, так как в этот момент не могла сказать ничего другого. — Да, это был тяжелый удар. И он остается таким же и сегодня.

Сестры посмотрели друг на друга в упор: Виктория — удивленно, потому что она не ожидала услышать честный ответ, а Фрэнсис — выжидающе.

Наконец Виктория сказала:

— Да… Тогда все понятно.

— Я не знаю, что тебе понятно.

— Вероятно, ты еще во время нашего брака… — Виктория не закончила фразу. Это было слишком чудовищно, немыслимо, и это было очень трудно произнести.

На сей раз Фрэнсис подготовилась. Она посмотрела своей сестре прямо в глаза.

— Нет. Во время вашего брака ничего не было. Абсолютно ничего. — Ей удалось не покраснеть.

На лице Виктории отразилась борьба между недоверием и желанием поверить сестре. Прежде чем недоверие одержало верх, Фрэнсис бросила свой козырь. Когда-то это все равно придется сказать — так почему не сейчас, когда это может спасти ее шкуру?

Она встала, подавив крик боли, — от длительного пребывания в сидячем положении у нее сильно болела спина. С самого утра Фрэнсис едва могла двигаться. Осторожно сделала пару шагов в направлении окна. На улице моросил дождь, и она знала, что сумрачный свет старит ее лицо.

— Наши отношения с Джоном, — сказала Фрэнсис, — ты так или иначе можешь забыть. Ты даже не представляешь, зачем он вчера вообще приходил.

— Зачем же?

Фрэнсис смотрела в окно, будто увидела там что-то интересное.

— Он и Маргарита женятся. Джон приходил, чтобы сказать об этом. Маргарита ждет ребенка.

Виктория не издала ни единого звука. Фрэнсис повернулась. Лицо ее сестры было белым как мел; посеревшие серые губы шевельнулись, но она ничего не услышала.

— Сделай мне одолжение, — сказала Фрэнсис более грубо, чем хотела, — не плачь. Лора плачет уже весь день. Я просто не в состоянии вынести столько слез.

В янтарных глазах Виктории что-то погасло. Блеск, который вселял в них жизнь.