– Как прикажете поступать дальше?

– По инструкции, – коротко ответил Житков, не имевший представления об «особом задании» корабля.

– Разрешите пока оставаться на поверхности?

– Пока русские этому не мешают, дайте людям дышать воздухом, заряжайтесь, не расходуйте напрасно аккумуляторы. В дальнейшем от них придется взять все. А теперь – несколько часов сна.

– Может быть, сначала завтрак?

– Нет, нет, – прежде всего в постель. А уж затем – обед. Настоящий немецкий обед! Наконец-то! От этой несносной русской еды ходишь как с камнями в желудке.

– И рюмку мозеля?

– Разве буфетчик не предупрежден, что для меня должен быть вермут?

– Не знаю. Может быть… Я хотел сказать: если ему было приказано, он, конечно, сделал для вас запас вашего сорта… Когда разрешите представить вам офицеров?

– После обеда.

– Вы будете обедать у себя?

– Да.

– Разрешите пожелать приятного сна.

– Благодарю.

– Позволите идти?

– Прошу.

Дверь задвинулась. Житков остался один. Одиночество было ему необходимо, чтобы собраться с мыслями. Только очутившись на неприятельской лодке, в окружении врагов, он до конца оценил свое положение. Издали все это казалось проще. Столкнувшись же лицом к лицу с первым и пока единственным немцем – своим помощником, Житков впервые с полной ясностью ощутил, что должен следить за каждым своим словом, каждым жестом, даже за каждой мыслью, должен целиком уйти в ту жизнь, какую придется вести, – жизнь немца, фашиста, офицера. Ни малейшей фальши!

Он начал с того, что примерил платье, приготовленное для Витемы. Убедившись в том, что все необходимое имеется, – разделся и нырнул в койку.

Усталость взяла свое. Он тотчас погрузился в крепкий сон, а когда открыл глаза, не сразу вспомнил, где он. Быстро одевшись, Житков нажал звонок с надписью «буфет». За дверью послышались тяжелые шаркающие шаги и стук.

– Войдите! – крикнул Житков.