Но смысл все же был. И я очень удивился, что Йеттмар ничего не подозревает, а если подозревает, то не подает виду. Любопытно, почему бы это? 25 октября Прибор для создания вольтовой дуги был не больше портфеля. Карабинас поставил его на стол, потом роздал нам защитные очки.
Сам не знаю, чего я ожидал от этого опыта. Скорее всего, уверенности в том, что нам все это не приснилось.
Те, кто не имел отношения к прибору, заняли места в креслах, и Йеттмар включил видеомагнитофон. К приему Иму все было готово.
Карабинас немного поковырялся в приборе, потом повернулся к нам.
– Готово?
Я поднял вверх большой палец:
– Порядок, Никое! Можешь начинать!
Сквозь светло-зеленые стекла очков комната имела странный оттенок, как будто мебель залили щавелевым соусом. Розалин да, не отрывая глаз от скарабея, сидела в самой гуще этого соуса. Осима кусал губы. Карабинас осенил себя крестом и включил вольтову дугу.
Мгновенная вспышка голубого огня положила конец господству зелени. Вокруг скарабея тоже возникло голубое свечение, и он медленно, как бы лениво шевельнулся.
– Вы видели? Шевельнулся…
– Что? – шепнул Осима.
– Скарабей…
– Не может быть… Я ничего не видел.
– Может быть, у меня обман зрения?
– Видеозапись потом покажет… Вы думаете, у нас что-то получится?
В этот момент сияние вокруг скарабея усилилось, и комната заполнилась странными звуками. Тихие стоны, болезненные выкрики, бренчанье, щелчки, – но в этих звуках невозможно было выделить ни членораздельной речи, и ни той музыки, которую мы слышали в самый первый раз.
– Что за чертовщина? – подпрыгнул Осима.
Но никто не успел ответить: шумы пропали, и в воздухе слышалось только ритмичное постукивание мотора. Оно то усиливалось, то затихало, как будто в зависимости от того, больше или меньше топлива подавал тот, кто управлял мотором. Сквозь стук ста л и пробиваться звуки, похожие на нежные переливы свирели: очевидно, это разговаривали те, кто обслуживал работающий мотор.
Неожиданно шум усилился еще больше, и кто-то так внятно, словно стоял рядом с нами, произнес:
– Оги!