— Дети со мной, — сказала Белка.
Кота Степана она всегда называла вторым ребенком, а про родителей ответил Тополь:
— Зою Васильевну и Марка Львовича мы отправляем пока в Швейцарию. В надежное место.
«Боже! Почему в Швейцарию? Почему Белка с нами? Почему сорванец Андрюшка сидит там тихо как мышь? Неужели и теперь они устраивают очередное испытание для меня? — выловил я вдруг одну самую назойливую потока путаных мыслей. — Да нет, вряд ли…»
И быстро спросил:
— Ольга, вы знаете, кто мы?
— Да, конечно, — ответила моя Белка.
— И вы хотите с нами работать?
— Мне казалось, я уже с вами работаю. Разве нет, Леонид Андреевич?
— Разумеется, Ольга, разумеется, — подтвердил Тополь.
Я слушал голос брошенной моей жены, и он казался почти незнакомым. Почему? Ее-то никто не учил разговаривать с чужими интонациями. Почему? Может, просто много времени прошло? Четыре месяца… Или четыре года?
Верба сидела со мною рядом, я взял ее руку в свои и нежно погладил. Кажется, она поняла меня.
В аэропорту Тополь разрешил не надевать шлемов, после чего полностью передал руководство мне. Я вышел третьим после Лешки и одного из охранников. Им оказался Марат, которого я уже достаточно хорошо знал. Группа прикрытия работала в своем обычном режиме, но чувствовалось, что здесь нас уже никто не преследует. Правда, Верба, вдруг начавшая дрожать от холода и прижавшаяся ко мне, не расставалась со своими «узи», но держала их уже вполне расслабленно: трудно было представить, что бой начнется прямо здесь и сейчас. Мы стояли на летном поле, у самого трапа специально поданного самолета, а в обозримом пространстве не видно было не только чужих бойцов, но и вообще никаких подозрительных объектов.
Белка выбралась на свежий воздух последней. Дала подержать кота сонному, плохо понимавшему происходяее Андрюшке. Потом увидела меня в свете ярких фар машины, сделала шаг-другой навстречу. Наверно, ей было очень трудно не закричать Миша но она сдержалась и просто упала мне на грудь, всхлипывая.
— Ну что вы, Ольга, успокойтесь, успокойтесь, — бормотал я, — не надо так, успокойтесь, я вас понимаю, конечно, пожалуйста, успокойтесь…
Это было очень трудно не сказать ей «Белка». Я понимал, что нельзя, но, если честно, теперь уже плохо понимал, почему нельзя. А действительно, почему?
Часть третья ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ИЛИ БЕДА?
Часть третья
ГОЛОВНАЯ БОЛЬ ИЛИ БЕДА?
Эти дни вспоминаются, как сон, кошмарное сновидение, вихрем пронесшееся через сознание и оставившее рубец на всю жизнь. Только потом, когда улеглись страсти и мозг заработал в привычном ритме, я понял, как все мы были близки к катастрофе…