— Вот, вот, Миша. Как только мы получили твою последнюю шифровку, Тополь сразу решил, что к Эльфу должна поехать именно я. «Мистика, — сказал Леня, — исключительно по твоей части. Я в ней ни черта не понимаю».
— Так значит, это была работа? — я махнул рукой в сторону дивана.
— Не знаю, — задумалась Татьяна. — Семецкий был потрясающий мужчина. Не влюбиться в него могла только снежная королева.
— А разлюбить?
— Ты про Нику? — поняла Верба. — Это совсем другая история. Я сейчас говорю о себе. Эльф был интересен мне во всех отношениях. Но, естественно, это была работа. Ведь именно я, в конечном счете, доставала эту гребаную взрывчатку для него и его бравых солдат. Мы слишком поздно поняли, что команда Большакова работает уже не на ЧГУ, а на Эльфа. Возможно, оно и к лучшему. Мы хотели, как всегда, наехать на Форманова и Грейва, а получилось, что сработали против Дитмара и кремлевской мафии.
— И что же из всего этого следует?
Она так быстро перескакивала с одного на другое, что я не успевал понять главного.
— А из этого следуют крайне интересные вещи. После гамбургского теракта в Кремле появилась принципиально новая концепция отношений с нашей службой. Фонд Би-Би-Эс, Спрингеровский центр и нас с Тополем они больше не считают своими прямыми врагами. Так что, Разгонов, Москве теперь по барабану, кто ты: Сергей Малин или простой писатель-фантаст.
— Да ты что?! — я не мог сдержать счастливой улыбки. — Почему же Тополь не сказал мне этого сразу?
— А потому что он этого не знал ни в июле, ни в августе, ни даже в октябре. Наши аналитики работают медленно, тем более, когда им приходится перелопачивать такой объем информации. Они ещё от апрельской точки сингулярности не успели в себя прийти, а тут новое дело: какой-то немыслимый Эльф, большая экономическая война, да ещё в Чечне очень серьезная заваруха, и эти проклятые взрывы домов накануне предвыборной кампании в России… Ты же читал отчет Грейва. Да, никакого конца света не будет, но готовиться к нему надо — вот суть. И тот очень узкий круг лиц, который допущен к секретной информации, не может не понимать, сколь велика именно твоя роль во всей этой истории. По-моему, только ты один ни черта не понимаешь…
Я уже выпил свой коньяк и встал, чтобы налить новую порцию. Нормальный разговор кончился, начиналась какая-то чудовищная мистика, и я сам не знал, чего мне хочется больше: то ли напиться и снова трахаться с Вербой, то ли все-таки напрячься, сосредоточиться и попробовать понять все до конца. Пока я выбирал второе:
— Погоди, — решил я спросить конкретно, — ты можешь мне по-простому ответить: когда я еду в Москву?