– Что еще стряслось? – хмыкнул Макс. – У тебя такой вид…

Посмотрим, каков у тебя будет вид! Я сунула ему под нос визитку Роршака. Нужной стороной кверху. Не той, где обидные цифры.

– Вот, читай отсюда! – ткнула я пальцем и сама перевела вслух, не дожидаясь: – Благотворительный Фонд Пола Гогенгейма! Го-ген-гей-ма! Усекаешь фамилию потомка нашего Филиппа Аурелия? Ты и сейчас скажешь, что этот Роршак – не Заказчик? Что он совершенно случайно поселился в нашем отеле на нашем этаже?

– Но американские Гогенгеймы не интересуются Парацельсом… – растерянно произнес Макс. – Из принципа. Так говорил Кунце.

– «Так говорил Кунце»! – передразнила я. – Нашел себе великого мудреца Заратустру. Ты же сам мне вчера сказал, что твой тезка мог кое-чего не знать. Или умолчать кое о чем. И ты, кстати, не думал, что Кунце мог, ради разнообразия, еще и солгать немножко агенту ужасного Кей-Джи-Би? Не у тебя одного, в конце концов, монополия на вранье… Ну ладно, не сердись. Я тебе еще не все рассказала. Значит, иду я сейчас по коридору…

В двух словах я обрисовала Максу ситуацию в номере 702, а затем изложила свою версию: мистера Алекса Роршака выкрали из отеля – возможно, как раз те же, кто раньше приходил к Адаму Окрошкину. Там был разгром – и здесь разгром. Тенденция, однако.

– Но почему непременно выкрали? – по инерции еще сопротивлялся Лаптев. – Может, американец сам быстро собрался и уехал?

– Да? Сам? Тогда зайди в 702-й и посмотри, – желчно посоветовала я Максу. – Если ты увидишь этот тарарам своими глазами, то перестанешь нести чепуху… А потом – вот! – Я предъявила ему найденный паспорт. – Погляди на эту ксиву. Ты-то должен знать, что янки документами не разбрасываются. И как он, по-твоему, уедет из страны без паспорта?

Последний мой довод стал решающим. Лаптев посерьезнел, мгновенно собрался, и мы, не дожидаясь лифта, бросились вниз по лестнице на первый этаж – искать по горячим следам каких-нибудь очевидцев: похитителям, при всем желании, трудно было избежать холла.

Служащие отеля оказались аховыми свидетелями. Портье, похожий на сильно состарившегося Буратино, сморщил лоб в гармошку, но американца так и не вспомнил. Искусственная блондинка из аптечного киоска вообще заявила, что с ее рабочего места ничего не видно, кроме рук покупателей – ну и денег, разумеется.

Третьим из опрошенных стал мой знакомый, полужурналист-полумент Вова – уже без своей обычной фуражки. Зато на нем был мятый вечерний костюм, стянутый ремнями портупеи по вертикали, по горизонтали и наискосок. Подперев ладонью левую щеку, Вова сидел в кресле близ гостиничной стойки и с отрешенным лицом пялился в телевизор. Звук оттуда был едва слышен. Шли новости. По экрану сновали раскосые люди в партийных френчах защитного цвета.