– Молодой умеет по-русски, – зашептал Макс, торопливо вводя меня в курс дела, – старый – ни бум-бум. Оба они камуцинцы, это такой сибирский народ. Старый у них наподобие главного шамана, молодой – типа шамана-стажера. А вот зачем оба сегодня прилетели в Москву и что здесь делают, молодой толком не знает. Вроде бы власти края направили их в столицу, но для чего – сказать не успели, очень уж быстро их в самолет загрузили.

– Нужно им показать фотку Роршака, – тихо предложила я. – Вдруг они его видели? Если американца сегодня сюда привозили…

Даже не дослушав меня, Лаптев покачал головой:

– Нет, это я спрашивал. Никого при них сюда не привозили, но есть кое-что другое. Тот шестерка из «Почвы», который им отпирал зал, говорил при них по телефону с кем-то из своих. И молодой, как он рассказывает, отметил кое-что интересное… В общем, тебе надо самой его послушать. Может, и мелочь, но, может, и важно…

Получив такое напутствие, я вступила в зал и сразу объявила:

– Здравствуйте, меня зовут Яна Штейн!

Молодой поспешно вскочил, отложил книжку и пропел фальцетом:

– И ва-а-ам здравствуйте, и ва-а-ам! Я Валера Петров.

Старый шаман с места не вставал, но рогатая корона на его голове чуть шевельнулась – вниз-вверх. Это был еле заметный кивок.

– Халунай Удха тоже здоровается, – почтительно перевел стажер.

То ли от внезапности, то ли еще почему моя природная вежливость отступила и на ее место выскочило природное любопытство.

– Валера, а почему вас обоих по-разному зовут? – с удивлением спросила я. – Вы разве не оба камуцинцы?.. Ой, извините…

Шаман-стажер Валера нисколько на меня не рассердился.

– Халунай Удха – не имя, уважаемая Яна Штейн, – слегка поклонившись, объяснил он мне, – это часть его титула, знак происхождения его силы, которая идет от отца к сыну. А подлинного имени ему открывать нельзя. Я свое еще могу сказать, пока я на третьей ступени, но учитель – уже нет. Он по паспорту тоже Валера Петров, а настоящее имя откроет только мне и только перед смертью. Тогда оно станет моим…

Что-то я такое читала у Пелевина, но думала, что тот сочиняет.

– Эмде пепа хэсе оород ганеж, – тем временем проговорил шаман, обращаясь ко мне. – Тойбор жодо хэсе.

– Халунай Удха просит вас поскорей отдать ему свой ганеж… то есть вот этот ваш тотем. – Валера указал на пупса, который я, как дура, по-прежнему таскала с собой. – Он говорит, что это очень вредный ганеж, злой, неправильный, опасный…

А оригинал – еще вреднее, мысленно добавила я и с удовольствием вручила шаману прилипчивую куклу-Погодина. Халунай Удха положил пупса на самую середину бубна, что-то пошептал над ним, а затем резко подбросил вверх. И, действуя бубном как теннисной ракеткой, точно запулил пупса в открытое окно. Такой удар сделал бы честь Маше Шараповой, честное слово! Удостоверившись, что кукла исчезла, шаман адресовал Валере три односложных слова.